Он ударил со всей силы по стене, я вздрогнула. Сколько времени уже его это гложет? Мне бы в страшном сне не приснилось, что он практически достиг точки невозврата. Отчаяние он успешно скрывал за привычной жизнерадостностью. Я верила, что они с Люком дополняют друг друга. Что сумасшедшинка Яниса смягчает несгибаемость брата, а мужу работается спокойнее в рамках системы, просчитанной Люком до миллиметра. Оказалось, все наоборот… Я вдруг осознала масштаб катастрофы и разозлилась на себя за то, что ничего не замечала. На самом деле я просто прятала голову в песок. Оставалось только кусать локти.
— Сегодня вечером вы устали и были взвинчены, — осторожно предположила я. — В понедельник, возможно, все пойдет лучше и вам удастся поговорить, обсудить… Ты так не считаешь?
— Надеюсь, — выдавил он, проведя рукой по лицу. — Если он не успокоится… мне долго не выдержать. Да, Люк — твой брат, но это не меняет дела. Ты же понимаешь, да?
Я подошла к Янису, притянула его к себе:
— Я с тобой, всегда была и всегда буду. Люк это знает. Он понимает, что, потеряв тебя, теряет и меня с детьми. Тебе хорошо известно, что я верю в тебя и не сомневаюсь: ты примешь правильное решение.
Он поцеловал мои волосы:
— Сменим тему. Не хочу больше об этом думать. Он взял шампанское и бокалы. Я к своему так и не притронулась. Он налил себе в третий раз, и мы сели на пол возле журнального столика. Немного поболтали о детях, о том, как прошел их сегодняшний день и что будем делать на выходные, но вскоре Янис, сам того не заметив, опять заговорил о своем проекте. После того как мы добросовестно опустошили первую бутылку и приступили ко второй, он принялся обсуждать свою стычку с Люком и горячее желание сотрудничать с Тристаном. А дальше я почти весь вечер молчала, он сам задавал вопросы и сам отвечал на них, а я не мешала ему сбросить напряжение. Он хотел только, чтобы я оставалась рядом, больше ему от меня ничего не было нужно. По-моему, еще ни разу ему не было так плохо. Похоже, мой муж менялся, во всяком случае, он однозначно дал понять, что стремится к большему. Да, вслух я утверждала, будто надеюсь на то, что их противоречия сгладятся, однако, если быть честной с собой, у меня на этот счет имелись серьезные сомнения. И Янис, и Люк одинаково упрямые. Если мой брат принимает решение, он его редко меняет. К тому же его последняя фраза перед нашим уходом никак не позволяла рассчитывать на лучшее. Во мне нарастало беспокойство, смешанное с глухой яростью против Люка, и я ничего не могла с этим поделать.
Утром нас разбудил телефон Яниса, оставленный подальше от кровати, и меня охватило дурное предчувствие.
— Думаешь, это насчет детей? — проворчал он.
— Шарлотта бы сначала позвонила мне.
Он нехотя выбрался из-под одеяла и взял мобильник с журнального столика.
— Это Тристан, — объявил он замогильным голосом, потом выпрямился, с хрустом потянулся и нажал на кнопку.
— Привет, Тристан, — откликнулся он делано веселым голосом. — По какому поводу звонишь с самого утра в субботу?
Я села на матрасе, а Янис заходил по комнате.
— Что? — завопил он жутким голосом и сжал свободный от телефона кулак. — Когда он прислал тебе мейл?
Не отводя глаз от мужа, я встала и закуталась в простыню. Он стоял ко мне спиной. Я обняла его за талию, уперев лоб в лопатки. Я поняла, что мерзавец брат дважды подставил его: не соизволил отложить решение на двое суток, чтобы обдумать предложение Яниса, и решил показать себя хозяином. Ночью Тристан получил сообщение, что Люк отказывается от работы по проекту. Теперь он требовал объяснений, не понимая причину столь резкой перемены. Янис сдерживался, пытался выглядеть убедительным. Он извинился, пообещал поискать других подрядчиков, с которыми Тристан мог бы реализовать свои планы. Тристан настаивал на том, что хочет работать с Янисом, поскольку ему нужен только его проект. Я сознавала, как мучительно тяжело моему мужу подыскивать вразумительные доводы в оправдание неожиданного и грубого прекращения начатого сотрудничества. Не знаю почему, но этот человек явно зацепил Яниса, он его уважал, его мнение имело для мужа серьезное значение, хотя они познакомились всего несколько недель назад. Уважение и симпатия были, похоже, взаимными.
— Еще раз извини, — повторил он. — Да… Остаемся на связи. До скорого.
Янис швырнул мобильник. Вздохнул, погладил меня по руке, которой я в него вцепилась.
— Совсем низко пал, — пробормотал муж. — Ударил меня ножом в спину.
Я поняла, что произошло.
— Ты не будешь больше работать с ним.
— Нет, и уж тем более на него. Возьми машину и поезжай за детьми, — распорядился он, отходя от меня. — Встретимся позже дома.
Он пошел на кухню согреть воду для френч-пресса. — Почему? А ты что будешь делать?
— Я заеду в бюро.
— Не самая удачная идея, по-моему.
Он хихикнул, но лицо оставалось грустным.
— Не беспокойся. Я не собираюсь бить твоего брата, да его там и не будет, он сегодня забирает близнецов. Мне просто надо кое-что уладить. Иди ко мне. — Он раскинул руки.
Я спряталась в его объятиях.
— Сначала выпьем кофе.
Час спустя я приступила к штурму дома-крепости, в котором жила Шарлотта. Преодолев четыре двери и набрав три разных кода, я наконец-то добралась до нее. Здесь мне пришлось еще подождать, и наконец она открыла мне — в длинном пеньюаре из черного атласа, в шлепанцах на высоких каблуках и с меховой отделкой. Ее наряд показался мне забавным, и я прыснула. Она ответила мне гримаской.
— Что за круги под глазами! Судя по твоей физиономии, вы всю ночь предавались безумствам. Я могла бы посидеть с малявками пару лишних часов. Почему ты не осталась подольше в постели?
Я раздраженно передернула плечами:
— Ты попала пальцем в небо… с тебя кофе.
Ее лицо вытянулось.
— Что-то не так?
— Ну да, не так чтобы очень. Но не задавай мне вопросов при детях, пожалуйста.
Она отошла от двери, пропуская меня в свой музей. Шарлотта живет в ультрасовременной квартире, забитой под завязку произведениями искусства — одно ужаснее и безвкуснее другого, по моему разумению. Ей нравится все, что блестит, бросается в глаза: чем больше золота, чем пафоснее, тем лучше. Мои дети сидели на диване, прилипнув к экрану с телемагазином. Подруга опять играла в куклы с Виолеттой: она накрасила ей ногти и превратила в свою уменьшенную копию. За одним исключением — Шарлоттин пеньюар был черным, а дочкин ярко-розовым. После демонстрации радости встречи и обмена обязательными поцелуями я позволила детям и дальше тупо сидеть перед телевизором, а сама вышла к Шарлотте на кухонный балкон. Там меня дожидался кофе. Я плюхнулась на стул.
— Что происходит, кузнечик? Вы с Янисом почти никогда не ругаетесь. Скоро все пройдет, вы всегда быстро миритесь.
