Сейдж вздыхает тяжелее, чем требовалось, отмахиваясь журналом.
– Наверное, могли бы, – она поднимает глаза и спрашивает, приподняв бровь: – Чего ждешь?
– Билеты на «ЭкселсиКон».
– Билеты? Во множественном числе?
Я краснею.
– Ну да. Я подумала, ты тоже захочешь поехать. Это будет твоей наградой. Ты ведь работаешь над костюмом и…
– Это для моего портфолио. Я уже кое-что с этого получаю.
– Я знаю. Если не хочешь ехать, я не обижусь, – я мучительно ищу слова, выкручивая руки в пластиковых перчатках. – Глупо было не спросить тебя сначала.
– Шутишь? – Сейдж лыбится. – С удовольствием поеду.
Я с удивлением встречаюсь с ней глазами.
– Серьезно?
– Да! Звучит очень круто!
Франк снова лает.
Она показывает ему в ответ большие пальцы.
– Видишь, Франк согласен! Спасибо. Это будет здорово. Осталось понять, как мы туда доберемся. Мама не позволит мне выезжать на «Тыкве» за пределы города.
– Автобус в 6:30 утра. Обратно возвращается в 8:00.
Я рано утром ездила на станцию автобусов Грейхаунд и купила безвозвратные билеты. На них и на билеты на конвент я потратила почти все свои наличные деньги.
Сейдж смеется.
– Ты все здорово спланировала, верно?
– Пришлось. Это как в «Ограблении по-итальянски». Только мы крадем меня.
– Больше похоже на проникновение Фродо и Сэма в Мордор, – отвечает она.
Я смотрю на нее без выражения. Она пожимает плечами. – Что такое? А я фанатка «Хоббита».
– Арагорн или Боромир?
– Меня скорее привлекает Арвен, если ты понимаешь, о чем я. – Сейдж подмигивает.
Я улыбаюсь, а потом вспоминаю, что говорили близняшки обо мне и Сейдж, а еще жуткое, невыносимое зрелище: Калли в платье моей мамы. Я смотрю на фритюр.
– Что-то не так? Боже, пожалуйста, только не говори мне, что ты не можешь дружить с лесбиянкой.
– Что? Нет, конечно! – быстро отвечаю я. – Просто они тоже участвуют. Близняшки.
Брови Сейдж взлетают вверх.
– Я и не знала, что твои близняшки – фанаты «Звездной россыпи».
– Да они не фанаты.
– Зачем они тогда участвуют?
– Они, ну, словом, нашли костюм. Платье.
Я стараюсь говорить максимально туманно. Не хочу, чтобы она знала, что это костюм моей мамы. Не хочу в этом признаваться пока. Как плохую прическу прячут под платком: если не думать, этого словно и не происходило.
– Если мы не дошьем костюм для косплея, они действительно могут выиграть, а я не могу этого допустить. И близняшки не должны узнать, что я тоже еду на конвент. Они расскажут мачехе, и всему конец.
Но Сейдж не успокаивается.
– А как они нашли костюм? Они у тебя что, по всему дому разбросаны?
– Нет, – тихо отвечаю я. – Он был на чердаке. С вещами моих родителей.
Слова медленно проникают в нее, глаза расширяются. Она откладывает журнал и покачивает головой.
– Боже мой. Это твоей мамы?
Я хочу ответить, но сжимает горло. Не желаю говорить о мамином платье, о ярдах ночного неба, вшитого в отделку. Я чувствую боль там, где не чувствовала ее уже восемь лет. Словно бы травмированные мускулы, о существовании которых я давно забыла.
– Значит, они наденут платье твоей мамы? Запутанная история. И почему ты ничего не предпримешь?
– А что я могу, Сейдж? Если расскажу Кэтрин, они уничтожат платье. Кроме того, им нельзя знать, что я тоже еду на конвент, потому что тогда они выдадут меня Кэтрин, и я не смогу поехать. Но если они там будут, я не смогу победить. Я никогда не смогу победить.
– Но не можешь же ты просто позволить им…
– Нет. Мы вместе будем участвовать. Так я их остановлю.
Она поджимает губы.
– Хорошо, отлично. Заскочим по дороге ко мне. Собака! Хватит так громко пыхтеть! Уф-ф. Тут повсюду слюни.
Уголки губ сами тянутся вверх при виде сердитого выражения у нее на лице.
– Это значит, что он тебя любит.
Она злобно смотрит на Франка и возвращается к журналу.
* * *
Тому, кто никогда не бывал у меня дома, он может поначалу резать глаз. Большинство домов в исторической части Чарлстона красивые и изящные. Они похожи на дома с Рейнбоу Роу, выкрашенные в пастельные цвета, стоящие рядком, подобно птифурам. Мой дом на самом краю исторического района, и он недостаточно стар для того, чтобы считаться историческим, но при этом снести его тоже нельзя. Он существует в некотором подобии чистилища, с протекающей крышей и скрипящей парадной дверью.
Я распахиваю дверь, тороплюсь вверх по лестнице. Сейдж созерцает фойе, безукоризненную деревянную отделку, люстру, гостиную без единого пятнышка. По крайней мере, именно на это смотрят друзья близняшек, когда те приводят их впервые. Все удивляются, что кругом так опрятно, такое белое, такое…
– Тут все такое бездушное, – говорит Сейдж, следуя за мной.
Я пытаюсь придумать, куда бы лучше спрятать билеты на конвент. Ящик с бельем? Нет, там уже лежат билеты на автобус и деньги.
– Кэтрин любит чистоту.
Она идет по коридору, Франк зажат у нее под мышкой, как мохнатый мячик. Если бы Кэтрин знала, что в ее аккуратном домишке побывал пес, она бы в обморок упала. Это приносит мне некоторое удовлетворение. Она знает не все и не все может контролировать.
Сейдж изучает семейный портрет Кэтрин и близняшек, чуть дольше задерживается на тех, где сестры еще маленькие.
– А ты где?
– А меня там не было, – отвечаю я, оглядывая комнату. Под матрасы? Нет, кто знает, что там.
– Эй, это комната близняшек? Тут две кровати.
– Да.
Я брожу по комнате, ищу, ищу, и наконец мой взгляд останавливается на синем изображении «Просперо» в рамке. Бинго. Я снимаю рамку со стены и закрепляю билеты на задней стенке.
– Эй, Франку нужно погулять. Думаю, я пойду.
– Приду через минуту!
– Не торопись!
Я слегка трясу рамку, чтобы убедиться, что билеты не выпадут, и вешаю ее на стену. Тут они их не найдут. Я бы сама не нашла. Я закрываю дверь в комнату, торопливо иду по коридору и спускаюсь по лестнице. Открываю дверь в тот момент, когда Сейдж выходит из-за фургона, вытирая руки о штаны.
– Франк сделал свои дела? – спрашиваю я, обходя фургон к пассажирскому месту.
– Прямо на петунии твоей мачехи. Как я и надеялась.
Она прыгает на водительское место и заводит машину. Двигатель с ревом просыпается к жизни.
