А чем же она считает «Морскую гавань»? Школьным клипом?
– Зато я снималась и знаю: нет ничего хуже фанатов. Это лучшее, что у нас есть, но также и худшее. А ты фанат. Ты опасен сам для себя. Ты будешь самым жестоким судьей для себя. Поэтому я советую тебе: попробуй этого избежать. Это просто роль. Она не определяет тебя. Доверься инстинктам, доверься режиссеру, и все будет проще простого. А потом ты перейдешь к более крупным, лучшим ролям. Это трамплин, а не мышеловка. Понимаешь?
– Угу, – отзываюсь я.
Она уже встает, а когда наклоняется поцеловать меня в щеку, я чувствую, как ее помада остается у меня на коже.
– Увидимся на съемках, да?
– Безусловно, Принцесса, – бормочу я.
Она ухмыляется.
– Ты не пытаешься вжиться в роль?
Я ухмыляюсь в ответ, хотя улыбаться не хочется.
– Тогда бы я назвал тебя а’блена.
– Это не тот вопрос по «Звездной россыпи», на который ты не ответил?
Я с болью смотрю на нее.
– Это что, все смотрели?
– «Ютуб» вечен, поверь мне. Перед тобой герой рекордного количества гифок с красной дорожки «Золотого глобуса». – Она посылает страдальческий взгляд на свои каблуки. – Увидимся, Дэриен.
С этими словами Джессика Стоун, моя коллега, моя Амара, моя лжедевушка на ближайшие двадцать с хвостиком дней, машет мне на прощание каждым пальчиком по очереди и выходит из трейлера. Даже после ее ухода эти слова дегтем приклеились к стенам.
Более крупные, лучшие роли. Это только трамплин.
Я отворачиваюсь к зеркалу и смотрю на будущего Карминдора в униформе определенно неправильного оттенка синего. Я задумался: отличаюсь ли я от нее, и следует ли отличаться? Я тоже пошел на это только ради денег?
Марку нужны только деньги. Он бы не отправил меня на просмотры, если бы не увидел знаки долларов. Не нанял бы телохранителя, не представлял бы мое лицо на билборде.
На столике звонит телефон. Я не глядя хватаю его в надежде, что это не Марк, который хочет затащить меня на очередной конвент.
Это не Марк.
Неизвестный номер, 8:32
– Как снять однорукого Рыцаря Мглы с дерева?
– Помахать ему!
Я закусываю нижнюю губу, чтобы не улыбнуться. Есть как минимум один человек, для которого «Звездная россыпь» – больше, чем денежная корова. Я расправляю плечи перед зеркалом и убираю телефон в карман Карминдора.
Может быть, это трамплин. Может быть, как фанат я худший актер для этой роли. Может быть, я накручиваю больше, чем кто-либо другой, кому все равно. Джессика жаждет художественного смысла, серьезных ролей, золотых статуэток на каминной полке, из нее получится прекрасная Амара. Дружелюбная и, безусловно, красивая. Фанаты примут ее. У меня же плакаты «Звездной россыпи» развешаны по комнате с семи лет. Я знаю каждую галактику и каждый мир в космосе Федерации. Я знаю все особенности характера принца изнутри и снаружи. Я знаю его финальный монолог. Я знаю, что он закажет у бармена в «Белоугейзе».
Мне не нужны приветствия и речи лауреата «Оскара». Пока не нужны. Я просто хочу хорошо сыграть. Отдать дань фэндому. Хочу опустить голову и вальсировать по фильму, как Дэриен Фримен, которым меня считает мир, но мое фанатское сердце бьется иначе. Потому что больше всего я хочу быть достаточно хорошим, чтобы сняли сиквел.
Элль
После работы я беру Франко и иду на кладбище Благословенных дней. У меня в руке зажат букет из нарциссов. Сегодня тот самый день. Кроме того, мне нужно разрешение. Или благословение. Хоть что-нибудь.
Маленькое кладбище в Чарлстоне. Здесь тихо и пустынно. Оно не привлекает туристов, потому что не настолько старое, как те, где водятся привидения. Но оно тоже красивое, с ленивыми плакучими ивами и дубами, с большими корявыми корнями. На всем кладбище только мы с Франко, да еще ночной сторож. Я достаю увядшие цветы из вазы с надписью «Виттимер» и ставлю на их место ярко-желтые нарциссы.
Я сажусь на влажную землю. Франко пыхтит рядом со мной, трется головой о мою руку.
Надгробные камни, серые и причудливые. «Лили Виттимер» и «Робин Виттимер», гласят хрупкие буквы, новей большинства надписей вокруг. Я гораздо лучше помню похороны папы, мамины сливаются в дымку, но я помню слова священника, они доносятся эхом, будто отражаясь от темной крутой скалы.
Слишком молодая. Слишком рано. Слишком, слишком, слишком.
Все слишком. Слишком мало времени. Слишком мало воспоминаний. Слишком мало раз я сказала маме и папе «я тебя люблю». Особенно папе. По маме я тоже скучаю, но по ней скучаю как по далекому красивому месту, о котором слышала, но ни разу в нем не была. Ее лицо как в тумане, улыбка бесчувственна. Я даже не могу вспомнить ее голоса.
Папин же голос до сих пор звучит у меня в голове. Я держусь за него как за буек, опасаясь потерять в шторме времени.
– Я нашла ваши костюмы, – рассказываю я надгробному камню. – Интересно, вы специально вызвали течь? Я чувствовала, словно вы были там. Словно до сих пор…
Я вытираю глаза тыльной стороной ладони. Франко кладет голову мне на колени, елозя хвостом по земле, явно просит почесать его за ухом. Только я начинаю, как в кармане толстовки звенит телефон. Я достаю его. Франко поскуливает, поэтому я перекладываю телефон в другую руку и следую повелениям животного.
Неизвестный номер, 20:36
– Как ты думаешь, люди на «Просперо» тосковали по дому?
Провожу пальцем по экрану, чтобы разблокировать телефон. Впервые незнакомец написал мне первым, если не считать самого первого раза.
20:36
– Тоскуешь по дому, Карминдор?
Неизвестный номер, 20:36
– Его же взорвали, помнишь? Эпизод 43. Последний виток времени.
20:37
– Это не значит, что по нему нельзя тосковать.
Неизвестный номер, 20:37
– Я скучаю по некоторым деталям. Не по самому месту. Они всегда лучше в воспоминаниях.
– Извини, не знаю, что говорю. Это глупо.
Не так глупо, как он думает.
22:37
– Будет странно, если я скажу, что знаю, как ты себя чувствуешь?
Неизвестный номер, 22:38
– Будем странными вместе.
– Куда бы тебе хотелось вернуться?
Ну что за вопрос. Ни одно место не будет таким же хорошим, как в воспоминаниях. А теперь, зная то, что знаю, есть только одно место, куда я бы вернулась.
Я хочу ответить, что это очень сложный вопрос.
