С ростом цен повышалась и зарплата. Уровень жизни в Крыму, особенно у рабочих, для которых Врангель создал режим наибольшего благоприятствования (их продукция шла главным образом на военные нужды), был выше, чем в Советской России. Шульгин, приехавший 27 июля из Одессы в Севастополь, свидетельствует, что по соотношению зарплаты и цен на основные товары первой необходимости уровень жизни одесских рабочих был примерно вдвое ниже, чем севастопольских. Ежемесячно, а то и чаще, рабочие предъявляли предпринимателям требования повышения ставок на 50— 100 процентов. В результате их зарплата росла быстрее, чем у служащих, хотя и отставала от темпов роста цен в полтора-два раза. Так, за этот период высшая ставка печатника увеличилась с 30 630 до 417 тысяч рублей, металлиста — с 36 125 до 262 тысяч, рабочего обрабатывающей промышленности — с 24 тысяч до 467 800, строителя — с 40 тысяч до 600 тысяч.
А вот у военных и госслужащих зарплата была в три — семь раз ниже зарплаты рабочих. При этом максимальная зарплата штаб-офицера достигала 132 тысяч рублей, генерала — 240 тысяч. Прожиточный минимум для семьи из трех человек составил в октябре 534 725 рублей, так что даже полковники и генералы на свое жалованье не могли содержать семьи. В связи с этим 30 августа 1920 года Слащев писал Врангелю: «Положение не только семейств, но и самого офицера безвыходное, они с отчаяния стреляются или бросаются на преступления. Причиной всего — невозможность жить на наши деньги, и если человек честен, то надо умирать».
Совсем плачевным было положение интеллигенции и служащих. Они получали в три — семь раз меньше рабочих и вынуждены были подрабатывать, чтобы не умереть с голоду. Жалованье председателя Таврической губернской земской управы В. А. Оболенского было вдвое меньше, чем у наборщика подведомственной ему типографии. Профессора, инженеры и учителя превращались в дворников, чернорабочих, грузчиков. А прокурор Севастопольского военно-морского суда генерал-майор И. С. Дамаскин вынужден был, как бедный студент, давать уроки, чтобы прокормить семью. H. H. Чебышев пишет о директоре департамента в Управлении торговли и промышленности, на службе получавшем 60 тысяч рублей в месяц, а как чернорабочий по подсчету кожи у себя же в управлении заработавшем за два дня 72 тысячи рублей.
В лучшем положении находились ремесленники, на чей труд существовал устойчивый платежеспособный спрос: крестьяне за необходимую им продукцию расплачивались продовольствием. Купцы имели стабильный доход от торговых операций. Промышленные товары были по карману только спекулянтам.
Профсоюзы действовали относительно свободно и могли оказывать материальную, юридическую и медицинскую помощь своим членам.
Работникам казенных предприятий выдавались денежные и натуральные пособия. Так, в сентябре рабочим, мастеровым и служащим казенных предприятий было выдано единовременное пособие; кроме того, они получили возможность заготавливать топливо в казенных лесах, а их хозяйственные организации стали снабжаться зерном из запасов Управления торговли и промышленности.
Еще 23 апреля Врангель издал приказ, где утверждал, что правительство стремится к установлению «такого порядка оплаты всякого труда, при котором, в связи с вздорожанием жизни, содержание повышалось бы автоматически, одновременно и в одинаковом для всех категорий служащих и рабочих размере».
Рабочим также выдавался продовольственный паек в половину армейского. Их обещали снабжать мануфактурой по льготным ценам, в размере до 10 процентов месячной заработной платы. Первоначально было решено открыть две лавки по льготной продаже мануфактуры в Севастополе.
В этом же приказе Врангель провозглашал: «В переживаемую нами минуту тяжелых испытаний, только общим единением, общими силами всех русских людей может быть восстановлена Наша Родина. И я верю, что здоровый разум рабочего подскажет ему необходимость стоически перенести, быть может, последние минуты испытания. Сейчас и впредь вместе или к достатку и благополучию, или к бедности и позору».
Но уже 3 июня пришлось объявить новый приказ, где главнокомандующий признал, что предыдущий, от 23 апреля, «выполнен лишь на бумаге». Не было открыто ни одной мануфактурной лавки, выделенное рабочим продовольствие до них не дошло. Врангель приказал «произвести расследование для привлечения к суду виновных в бездействии и нерадении по службе», «в недельный срок открыть в районе порта… потребительскую лавку и раздать рабочим причитающиеся им продукты».
Двадцать шестого июня Врангель выступил на заседании совета с заявлением:
«Крестьянство в настоящее время с нами, с нами же и значительная часть интеллигенции. Иначе обстоит дело с рабочими, которые по-прежнему являются наиболее оппозиционным элементом.
Вследствие этого по рабочему вопросу нужны срочные меры: необходимо дать рабочим всё, что только возможно с государственной точки зрения. Это одна сторона дела. Вместе с тем необходима самая решительная борьба с забастовками. В этом отношении нельзя допускать никаких уступок. Наиболее правильною и решительною мерою борьбы в этом направлении надо признать создание независимости Правительства от возможных вспышек забастовочного движения, хотя бы в наиболее важных отраслях труда, каковыми являются: экспедиция заготовления денежных знаков, железные дороги, водопровод, электричество и ассенизация. Во всех этих отраслях необходимо немедленно подобрать кадры рабочих, которые могли бы заменить забастовщиков».
Как раз в это время в Севастополе на портовом заводе вспыхнула забастовка. Врангель приказал уволить всех ее участников, а забастовщиков призывных годов немедленно отправить на фронт. Он предупредил, что в случае каких-либо беспорядков «расправа будет самая беспощадная». Несколько десятков зачинщиков мобилизовали в армию.
С забастовками и далее боролись репрессиями и использованием штрейкбрехеров. Кроме того, к выполнению военных заказов привлекали артели пленных красноармейцев. В результате сколько-нибудь заметных выступлений рабочих в Крыму при Врангеле не было.
Правда, насчет того, что «крестьянство с нами», Врангель всё же выдавал желаемое за действительное. Крестьяне, скорее, были не за и не против Русской армии, что само по себе уже являлось определенным достижением.
В те времена татарское население составляло примерно четверть всех жителей Крыма. 16 мая в Симферополе открылся созванный по приказу Врангеля татарский съезд (курултай). Из сорока четырех делегатов прибыли два десятка. Евпаторийцы приехать не смогли, поскольку армия реквизировала подводы, а феодосийцы — из-за опасений грабежей на дорогах. Выступая на съезде, Врангель приветствовал татарское население Крыма, которое «неизменно и в настоящую тяжелую годину боролось за честь и славу матери-России». Он упомянул и об «удовлетворении культурно-просветительных и некоторых экономических нужд татарского населения», но ничего конкретного не сказал. А таврический губернатор Д. П. Перлик заявил, что ни о какой автономии речи не идет, в крайнем случае, можно рассчитывать на самоуправление в религиозно-просветительской сфере. Пример татарского съезда должен был показать другим народам и группам, добивавшимся автономии, что от Врангеля здесь ожидать особенно нечего. Соответствующий законопроект был готов только осенью. Он предусматривал «предоставление татарам самоуправления в религиозных, культурно-просветительных и финансовых делах», для чего должен был быть избран распорядительный орган в составе около шестидесяти человек. Но эти выборы провести уже не успели.
