Я то и дело сбивалась, однако каким-то образом мне все же удалось досчитать до ноля, хотя я и не знала, понадобилась ли мне на это минута или полчаса. Наконец я открыла глаза и опустилась на пол. Мое дыхание все еще было учащенным, но мысли более или менее улеглись… Сначала я даже не могла вспомнить, куда я так спешила, а когда вспомнила – обхватила голову руками, жалея, что слез не осталось и я больше не могу заплакать.
Какое-то время спустя я немного пришла в себя, но вставать не спешила. Мой взгляд бесцельно блуждал по стенам, увешанным портретами дальних предков и давно умерших родственников, чьих имен я никогда не знала толком. Потом – словно наяву – я услышала голос Бутси, которая рассказывала мне о своей матери, о наводнении, о том, как она росла на ферме вместе с Эмметом и как на Рождество они вместе собирали листья магнолий и делали из них венки, чтобы украсить камины. И снова я пожалела, что не могу вернуться назад во времени, чтобы выслушать этот рассказ снова и, быть может, записать его на бумаге. Увы… Дядя Эммет как-то сказал Томми, что наши желания – как непойманные рыбы: слишком скользкие, чтобы удержать их в руках, да и гоняться за ними бессмысленно, потому что в нашей лодке уже лежит тяжелая корзина с уловом. Теперь-то я знаю, что дядя был прав – как и Матильда, предостерегавшая меня от погони за призраками. К сожалению, беспечность, легкомыслие и эгоизм помешали мне прислушаться к мудрому совету.
В конце концов мой взгляд остановился на небольшой дверце, которая вела на чердак. В лучах солнечного света, пробивавшегося в коридор из-за неплотно закрытой двери спальни Кло, ярко блестела ее стеклянная ручка. Она горела, словно маяк, звала, указывала путь, и я подумала – почему бы нет? Мне необходимо было какое-то занятие, чтобы отвлечься от мыслей об отъезде Кло и о том, что́ лежало на дне моей сумочки. Перерыть весь чердак в поисках кольца Бутси (и плевать на пауков!) – пожалуй, это было именно то, что нужно. Правда, я по-прежнему не представляла, что́ мне это даст и о чем может рассказать найденное кольцо (при условии, конечно, что я все-таки его найду), однако мне казалось, что, перебирая старые вещи, я сумею быстрее примириться со своим прошлым, восстановить почти утраченную связь с Бутси и другими женщинами из рода Уокер и в свою очередь припасть к источнику, из которого они черпали свою силу и мудрость. Это было тем более необходимо, что мои собственные запасы мужества истощились, и теперь я отчаянно нуждалась в помощи и поддержке.
Я встала с пола и решительным шагом направилась к чердачной дверце.
Из темноты на меня пахнуло сложной смесью пыли и кедровой смолы, а еще я уловила тонкий аромат сухих апельсинов и корицы, напомнивший мне о рождественских гирляндах и венках, которые мы с Бутси каждый год относили на чердак, когда праздники заканчивались. Некоторое время я вглядывалась в темноту, потом нащупала на стене электрический выключатель. Лампочка без абажура, висевшая над верхней площадкой чердачной лестницы на заросшем паутиной проводе, вырвала из темноты пыльные ступеньки, деревянные стояки и стропила, а также составленные вдоль стен ряды потемневших сундуков и коробок, в которых было надежно спрятано прошлое нашей семьи.
Я снова принюхалась, пытаясь понять, почему запахи смолы и корицы остаются на чердаке вместо того, чтобы распространиться по всему дому, потом стала подниматься. На середине лестницы мое внимание привлек какой-то предмет, подвешенный прямо к стропилам. При ближайшем рассмотрении это оказался чехол для одежды с эмблемой универмага «Хемлин». Нижняя «молния» наполовину разошлась, и из прорехи выбилось что-то мохнатое. Присмотревшись, я узнала старый лисий жакет Бутси.
Почти не отдавая себе отчета в своих действиях, я одним прыжком преодолела оставшиеся ступеньки. Отчего-то мне казалось, что стоит мне только прикоснуться к мягкому, золотистому меху, и все снова станет хорошо: Бутси вернется, чтобы поделиться со мной своей мудростью, и подскажет, как быть дальше.
Двухстороннюю «молнию» заело, и я отчаянно дернула несколько раз, спеша открыть чехол и достать жакет. Наконец мне это удалось, и, опустившись на краешек ближайшего сундука, я зарылась лицом в шелковистый мех лацканов, вспоминая, какое неземное блаженство я испытывала когда-то в детстве, когда Бутси, бывало, прижимала меня к себе. От жакета пахло пылью, кедром и нафталином, но я вдохнула поглубже и сумела уловить тонкий аромат «Росы юности», которую Бутси использовала, когда собиралась в церковь или на собрание Клуба садоводов-любителей. Одного прикосновения к старому меху хватило, чтобы мое сердце забилось спокойнее, дыхание стало ровнее, а жгучее желание как можно скорее принять таблетку на время улеглось.
Я не знаю, сколько я просидела, прижимая к себе бабушкин жакет. Лишь донесшийся снизу бой часов заставил меня очнуться, и я поняла, что провела на чердаке довольно много времени. Я потянулась, расправляя затекшие члены, и услышала негромкое поскуливание. Заглянув в пролет чердачной лестницы, я увидела у нижней ступеньки Снежка. Пес не последовал за мной на чердак; вместо этого он уселся внизу, охраняя меня, словно верный часовой, пока я пыталась вернуть себе хотя бы частичку прошлого.
При мысли об этом мне стало стыдно. Вдруг Снежок хочет есть или пить, подумала я, вешая жакет обратно на плечики и натягивая сверху чехол. Про себя я уже решила купить чехол подлиннее, чтобы меховой жакет уместился в нем целиком. Дергая заедавшую «молнию» в обратном направлении, я заметила недалеко от выхода на чердак большую картонную коробку, которая почему-то была открыта. Внутри лежали старые журналы – сверху я разглядела запыленный номер «Вог», на обложке которого красовалась фотография Одри Хепберн
[46] в зеленом тюрбане и вечернем платье устаревшего фасона. Мне не хотелось, чтобы пыль испортила журналы, и я шагнула к коробке, собираясь ее закрыть – и вдруг увидела несколько заткнутых между журналами и стенкой коробки ободков для волос, которые когда-то носила моя мать, и ее же старый кожаный жакет с бахромой, который то ли выбросили, то ли убрали, чтобы использовать в качестве карнавального костюма.
В свое время мы с Томми регулярно поднимались на чердак, чтобы убрать или, наоборот, достать оттуда гирлянды и украшения к какому-нибудь празднику, однако за все это время мы ни разу не задержались, чтобы заглянуть в коробки и сундуки. На первый взгляд, это было странно, ведь не могли же мы не понимать, что на чердаке должно быть полно разных интересных вещей, однако по зрелом размышлении я решила, что ничего необъяснимого в этом нет. Лично я всегда очень спешила поскорее нарядить рождественское дерево или украсить дом флажками и гирляндами на Четвертое июля; когда же праздники заканчивались, я торопилась поскорее покончить со скучной уборкой и вернуться к своим делам. Кроме того, обычно мы поднимались на чердак вместе с Бутси, которая, конечно, не позволила бы нам бесконтрольно рыться в сундуках. Сама она часто повторяла, что прекрасно помнит, где что лежит; как я думала тогда – исключительно для того, чтобы у нас не возникло соблазна пуститься на поиски покрытых пылью «сокровищ», но, быть может, Бутси действительно знала, что лежит в этих старых сундуках. На моей памяти она несколько раз поднималась на чердак в одиночку, чтобы достать какую-то старую вещь, которая ей вдруг понадобилась, – и каждый раз отыскивала искомое без особого труда.
