Эрна ушла.
— Ну и сидит уж да сидит, — гремя на кухне посудой, ворчит мама. — И как у неё, у молодой такой, терпенья-то хватат?.. А у меня уж, с ней сижу, и голова совсем не дюжит.
— Сидеть — не бегать, — говорит отец. И говорит: — А чё ей делать?
— Баба такая… кровь вон с молоком… и не найти себе занятья, — говорит мама. И говорит: — И как так можно?
— Ребёнка только накормить… дак молочком-то вот, придёт, покормит.
— Да молока-то одного такому жеребцу, поди, идь мало, — говорит мама.
— Поди, — говорит отец. — Ему ж и водки ещё надо.
— Бог им судья, — говорит мама.
— Э-э-э, — говорит отец. — Бог бы судил, и тюрьмы бы пустые были.
После обеда я поскидывал с крыши двора снег, чтобы слеги под ним — добавит сколько-то ещё, так — не сломались. Наколол дров, натаскал их в избу.
Закатилось солнце в ельник, день угас, начался долгий вечер.
Поужинали мы картошкой с черемшой. Чаю попили. Посмотрели и послушали новости.
Прочитал я после маме:
«Иисус же пошёл на гору Елеонскую, а утром опять пришёл в храм, и весь народ шёл к Нему; Он сел и учил их…
…
Тогда взяли каменья, чтобы бросить на Него; но Иисус скрылся и вышел из храма, прошед посреди них, и пошёл далее».
Отложил Евангелие.
— Да-а, — сказала мама. — Час ещё не пришёл.
— То вроде всё ничё, — говорит отец. — А то… как сказка. И человек там помер, и ожил вдруг…
— Ох-хо-хо, — вздыхает мама. И говорит: — Ну, всё, пошла я… Засыпаю.
— Спокойной ночи.
— Вам того же.
Поглядел отец в пол, поглядел, со стула резко встал, к себе направился — стремительно, удумал будто что-то.
Прошёл и вечер.
Камин прогорел. Заслонку я задвинул. Свет выключил. В темноту пялюсь — зрачки её, Арины, будто вижу. Родная, милая моя, Медведица. Где сейчас ступают мягко твои ноги? Глаза твои куда обращены?
Ночь загустела.
Твёрдая подушка.
9
Февраль, 15.
Сретение Господа нашего Иисуса Христа.
В этот день тысяча девятьсот девяносто семь лет назад Богомладенец Иисус Христос был встречен в храме святыми Симеоном и Анною пророчицею. По Моисееву закону, каждого новорожденного первенца мужского пола на сороковой день после рождения посвящали Богу, и при этом приносилась жертва: от богатых — овен или телец, а от бедных — два голубя. И Господь Спаситель наш Своею Пречистою Матерью и Её праведным обручником был принесен в Иерусалимский храм. Жил в это время в Иерусалиме Симеон, благочестивый муж, которому обещано было от Бога, что он не умрёт, доколе не увидит Христа Господня. По внушению Духа Божия, пришёл старец Симеон — было ему тогда триста шестьдесят лет — в храм. Увидев святую Богородицу с младенцем Иисусом, узнал он в Нём обещанного Спасителя мира. Взяв на руки Богомладенца, произнёс святой Симеон: «Ныне отпущаещи раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему с миром, яко видеста очи мои спасение Твое…» И Анна пророчица, праведная старица, узнала Спасителя, восхваляла Бога и говорила о Спасителе всем, кто с верою ожидал Его пришествия.
«Утробу Девичу освятивый рождеством Твоим, и руце Симеоне благословивый, якоже подобаше, предварив, и ныне спаси еси нас, Христе Боже; но умири во бранех жительство, едине Человеколюбче».
У славян был в этот день языческий праздник Громница. Чествовались свечи, оберегавшие всякий дом, где они хранились в красном углу, от грома и молний. Потушенную свечу-громницу разламывали и клали в хлев, чтобы спасти скотину.
В Катехизисе, изданном Виленскою академией в 1768 году, было написано: «…эти свечи громят силу бесовскую, дабы не вредила громами и молнией, проливными дождями и градом, легко низводимыми, по допущению Божию, чародеями или волшебницами; и потому верные во время грозы зажигают эти свечи, дабы испытать плоды молитвы; дают также умирающим в руки громницу, для поражения и отогнания сатаны, князя тьмы».
Дети на Сретенье, собравшись перед сумерками за околицей, заклинали с горки солнце:
Солнышко-вёдрышко,
Выгляни, красное,
Из-за гор-горы!
Выгляни, солнышко,
До вешней поры!
«В Сретенье зима с летом встретилась».
Сретению Господню была посвящена яланская церковь. Раньше в этот день гуляли в Ялани, самом большом селе в Елисейском уезде, особенно. Нынче свято место пусто, нынче мерзость запустения.
«В случае упразднения и снесения церкви, — пишет Владимир Даль в своём Толковом словаре, — престол не может быть уничтожен, а обращается в часовенку».
Не осталось тут, в Ялани, и часовенки, а была когда-то — стояла у тракта на въезде со стороны Елисейска. Престол во что же обратился?
Спроси в Ялани у любого, кто моложе: «А что за праздник за такой — Сретение?» Ответят: «Это зима с весной встречается». Понятно. Так мы одичали.
Язычество неистребимо.
— Какая погода на Сретенье, — говорит мама, — такая и весна будет.
— Ага, — говорит отец. — Дожидайся.
— Так старики всё примечали.
— Ну дак и чё что… старики… Я вот старик, да чё-то не приметил.
— А ты смотрел в другую сторону.
— А?!
— Чё?!
— Тьпу ты… зараза… всё и кричи ей тут, как этот…
— Ты не кричи, садись, ешь кашу.
Почти весь день, весь праздник я проспал. Не будила меня мама, без меня она и управлялась. «Подойду, посмотрю, — говорит. — Будить жалко. Пусть спит, думаю… Ну только дров потом, к утру, наколешь и притащишь». Две ночи подряд до этого писал я главу к роману «Коней вереницы, верей череда, или прощание с героем», давно мною начатому, но так и не законченному. Написалась.
В храмах ещё и литургия не закончилась, а вьюжить уже перестало. Ветер до этого крутил, крутил, а тут вдруг выправился и потянул с одного края — с полудня; напрёт, напрёт и отступит; и затихать стал так: надолго. За царёвыми конюшнями заволокло даль тучами. И высь небесная поблекла, из голубой в белесую превратилась, вороньё в ней ошмётками сажи носится, каркает; мороз мягчает — так и птицам в радость. Москва видна внизу как на ладони — воздух прозрачный, ещё не дым бы — как хрусталь. Снег под полозьями скрипит, со всех сторон стук топоров слышится, плотники перекликаются, перешучиваются, с Ивановской площади зычный голос приказного дьяка доносится, а в боярских дворах собаки дикий лай подняли — не поделили, видать, что-то, или так: разодрались там от скуки. Возле Николы Гостунского народ, от службы выйдя, столпился — сторож покойника под снегом обнаружил — замёрз, наверное, в ночную стужу, занесло, а нынче сугроб выдуло, одежды край из-под снега показался — вот и увидел; на то похоже — за стеной от ветра хоронился; за руки, за ноги взяли, занесли в притвор, скукоженного.
