Шатци спросил шепотом:
— То, что потребно от тебя магам, оно с тобой?
— Угу.
— Береги его и никому не отдавай!
Удивительно ценный совет.
Крессинда подала голос:
— Мастер Фатик, я хочу высказать личное мнение!
— Не сейчас.
— Мастер Фатик, я точно знаю, что я не шпион! Позвольте мне развязать глаза и взять в руки оружие! У меня скверные предчувствия, мастер Фатик!
Черт!
— Крессинда! Если твои руки уберутся с плеч Тулвара, я велю тебя связать. И пока не выяснится, кто шпион, я буду считать тебя таковым!
— Я готов связать Яханного Офура и вести его на веревочке! — заявил Олник. — А если начнет рыпаться, дам пинка под зад. Он такой большой, даже в темноте не промахнешься!
— Ах ты… неблагодарный мозгодуй! Мне, своей невесте… После того, что между нами было… Все дни и ночи, что я тебе посвятила…
— Крессинда, молчать! Олник, закройся! — Я стал вполоборота, пытаясь разглядеть что там, позади, в желтоватом полумраке, но фигура Скареди перекрывала обзор. — Тулвар, руки гномши на твоих плечах?.. Почему не отвечаешь? Говори!
— Ты же сам запретил ей говорить, — мягко напомнил Самантий.
Яханный фонарь троллю через огрово колено! Я с ними со всеми с ума сойду в этих пещерах!
— Тулвар, разрешаю ответить — один раз. Руки все еще на твоих плечах?
— Да, бесконечно отвратительный Фатик, чтобы ты сдох.
— Хорошо. Ты скажешь мне, если хотя бы одна рука уберется.
— Да, ужасный и мер…
— Больше ни слова. Молчи, Тулвар! Молчи, Крессинда! И улыбайтесь! Улыбка помогает.
Помогает не двинуться рассудком, следовало бы мне добавить.
— Я вам повинуюсь, мастер Фатик, — сказала гномша тихо. — Но только до Зала Оракула. Я давала слово.
Похоже, мой поступок оставил скверную зарубку у нее в памяти.
— Я не требую большего.
— Вы же слышали слова брата: чем ближе к магам, тем больше власти у них над шпионом!
— Я это знаю.
— Он может сделать что-то…
— Я знаю, Крессинда! Тот, кто уберет руки — может быть шпионом! Олник следит за всеми вами. Он даст знать, а Самантий не сплохует со своей сковородкой. Так ясно?
Гномша издала звук, похожий на всхрап норовистой кобылы, которую вдруг определили под хомут.
Мы двинулись вперед. Мы шли, а туман поднимался и густел на глазах.
Я попытался вспомнить, когда же начал слышать в Ридондо потусторонний шепот, и не смог. Кажется, когда туман полностью поглотил город. Таков уж у меня разум — не слишком восприимчивый к тонким материям и вибрациям.
Значит, есть еще время. Да, есть.
Вновь поперечный коридор. Беспокойная тень от светильника на стене. Тут я поймал себя на мысли, что в недрах горы удивительно тихо. То есть я прекрасно понимал, что каменная толща глушит любые звуки, но ощущения... Ощущения были таковы, что любое шевеление в Храме Оракула прекратилось, все и вся погрузились в тревожное ожидание. Осознав эту мысль, я даже замедлил шаги. Братец сказал с ухмылкой:
— Двигай, Фатик, дверь уже рядом, за этим поворотом. Пропущу тебя вперед, ты же с дамой, хе-хе, хы, го! Для тебя всегда открыто, входи!
Я прошел за поворот и увидел дверь — потертую, приземистую и широкую.
Черный вход в зал судьбы.
* * *
Я стою перед дверью в зал Оракула. Моей женщине осталось жить месяц. Моему миру — меньше года. Я все еще пешка в чужой игре. Был пешкой, и ею остался. Но, Гритт подери, я приложу все усилия, чтобы стать ферзем!
Дверь. Оракул. Час истины. Моя судьба.
Сейчас я открою дверь и войду.
* * *
Я пнул дверь без всякого почтения и вошел.
Мы вошли.
Мы все.
Дверь звучно захлопнулась, и тут же за моей спиной раздался странный шум. Не успел я оглянуться, как мою шею обожгло льдом топора — острая кромка оцарапала кожу сбоку, где проходит артерия.
Голос брата — чужой, мертвый — сказал:
— Больша-а-ая ошибка.
Откуда-то сбоку вырисовался мой старый знакомец — Кварус Фальтедро, маг из Талестры, умыкнувший у меня маску Атрея.
Маг был бледен, измотан, по лбу его стекал пот. Он приветствовал меня кратким кивком.
— Молодец, Фатик, ты принес то, что нам нужно, вовремя. Теперь отдай.
Путь варвара — путь непрерывных испытаний.
Проваливать их нельзя.
Или, во всяком случае, нежелательно.
4
Старый подлец выглядел по-прежнему молодцевато и подтянуто, и даже печать усталости не изменила его величавой осанки. Декан кафедры Духовного просветления Тавматург-Академии Талестры слегка обкорнал свою окладистую бороду и сбросил фунтов десять, что только пошло на пользу его аскетичной фигуре. Все такой же глубокий взгляд, все такой же любопытный заостренный нос. Внешность безупречно респектабельная, сразу и не скажешь, что ее обладатель — законченный жулик.
Придушенно пискнул Тулвар. Самантий что-то промямлил. Сковородка брякнула о камни.
— А!.. — сказал голос Крессинды. — О… Хр-р…
Шмяк!
Кажется, ретивой гномше врезали под дых.
— Фа… А чего происхо…
— Несправедл… ой…
За спиной происходило шевеление: моих спутников вязали.
Шмяк! Бамс!
— Эркеш…
А это угостили тумаками Олника.
— Святая Ба…
— Скареди, положите принца… осторожно!
Ноги и все тело сковала слабость, мне пришлось напрячься, чтобы не уронить Виджи. Внезапное нервное потрясение, вот как охарактеризовал бы мое состояние любой из мозгоправов Харашты, у которых я пытался найти смысл жизни, чтобы затем, разочаровавшись, устроить им дефенестрацию, то есть выбрасывание из окна против их воли. Дурак, что поделать. Мозгоправы не могут найти даже собственный… м-м-м… не буду конкретизировать, особенно если мозгоправ женщина, в общем, деньги, припасенные на поход к такому горе-доктору, вы можете смело пропить в ближайшем кабаке — пользы будет значительно больше.
Туман поднялся уже до груди — необычайно плотный, хоть режь на куски. Нижняя часть Зала Оракула была укутана им настолько тщательно, что я не мог разглядеть яму Оракула, находящуюся почти точно посредине, но зато хорошо различил головы кверлингов, маячившие там и сям, как огромные перезревшие репки. Верхняя кольцевая галерея тоже была заполнена ими. На неподвижных лицах, источенных хищными штрихами татуировок, играли желтые тени светильников. Бурнусы темных тонов, сабли, луки… Несколько кверлингов сопровождали Фальтедро. Позади же, судя по звукам, их было чуть больше, чем «несколько».
