Так. Прав был Олник. Это мозгун, лузгавка или свиньяк — в сортах чародейских монстров я не разбираюсь. Сбежала тварь из брадмурского зверинца, вместе с другими бестиями. Ничего, спокойно купим проезд, аккуратно выедем по Чесночному или Луковому пути — и так же тихо заедем в Талестру, никакой мозгун нас не почует. Только бы гном не сильно вопил. Напоить его, что ли? По крайней мере, хуже стать не должно…
И еще я подумал вот что: если Олник прав насчет чудовищ, так значит, и про тень смерти за моим плечом он тоже прав, и мне стоит поберечься. Проклятый фемический суд! Чертова туча!
Толпа живо обсуждала монстра. По разговорам я понял, что тварь сама пришлепала с Бычьих Зубов по реке часом ранее, выхаркнула желудок и тут, на берегу рядом с таможней, околела.
Осмелевшие дети тыкали в чудовище палками. Собаки, поджав хвосты, обнюхивали тушу.
Я заметил несколько красных мундиров таможенной стражи. Где-то там и лейтенант Мраузек, один из призраков моего прошлого, настроенный ко мне вполне дружелюбно. Ну, сейчас дела решатся к моему благополучию.
— Дохлый зяблик! Я летаю! А-а-а-а-а!
Крессинда, заткни уж Олника, будь добра…
На крик из толпы протолкался один из мундиров — тонкий, как хлыст, с узкой полоской смоляных усов над верхней губой, ранней лысиной и желчным взглядом.
— Капитан Аджог Карибдиз.
— Фатик… хм… Джарси.
— Коммерсант?
А что, по моей зверской роже не видно?
— Лейтенант Мраузек… — заикнулся я и вдруг начал кашлять: горло царапали сразу два игривых котенка.
Оранжевая плеть зарницы хлестнула по лицу Карибдиза.
— Лейтенант Мраузек снят с должности за мздоимство и препровожден в столичную тюрьму. Теперь здесь честная… — он сделал значительную паузу, — власть. Народ дышит свободно и легко! У нас раздолье для свободной торговли! Вы коммерсант? — Он показал на наши повозки: — Товар?
Я сказал, что да — таки купец, а товар — ну да, в первом фургоне товар, а вон тот тролль — он не продается, нет, даже если очень хочется купить себе домашнюю игрушку. Пошутил. А у самого кошки скребли по горлу.
Аджог Карибдиз лично проверил товар, на что ему потребовалось три минуты. Когда он вернулся, молнии в его глазах сверкали ярче, чем в туче.
— Этот оккультный груз недопустим для ввоза как в Талестру, так и в Одирум! Товар арестован для разбирательств. Через час пожалуйте на таможенный двор, купец Фатик, хм, Джарси!
Я вновь начал безудержно кашлять, мечтая познакомить желчную физиономию капитана со своим кулаком.
Капитан Карибдиз развернулся и начал раздавать приказы.
Виджи тронула меня за локоть:
— Фатик?
Я захлебывался кашлем.
Шальной голос Олника промолвил:
— Эх, хорошо-о-о! — и грянул:
Жила однажды Нуробель,
Эльфийка с головы до пят.
И оказаться в постели с ней
Каждый из нас был бы рад!
Увы, уж нам не суждено
Познать ее со всех сторон:
Она за море уплыла,
Такой, увы, облом!
Мне захотелось провалиться сквозь землю.
Варвар и стыд — несовместимы.
Для дела — наденешь и женское платье.
Но не привыкай его носить слишком часто.
Интерлюдия III (там же и нигде больше)
Шатци нарушает слово Джарси
— Все помнишь? — спросил я у Шатци, когда Зелмо, бросив на плечо торбу с визжащими поросятами и бочонком прокисшего пива, утопал на юг, в свою семейную — представьте, у него была супруга — берлогу.
Брата колотило, как в лихорадке.
— Д-да… — Он посмотрел на меня, расширив глаза: пацан пацаном. И что в нем бабы находят? — Ты будешь рядом, Фатик? Ей же ей, я сбегу, если ты не будешь рядом!
Вместо ответа я показал ему кулак.
— Вечерком отпразднуем.
Мы остановились у кромки главной площади, на которую как раз въезжали фургоны эльфов. Один, два, три… восемь. Вблизи оказалось, что тканевая обтяжка фургонов в дырах и подпалинах, а пестрые ленты заскорузли от грязи. В ободе заднего колеса головной повозки застрял арбалетный болт. Каратели Вортигена постарались… А может, и смертоносцы. У бродячих эльфов есть своя магия, но против карателей и смертоносцев она не шибко помогает по той простой причине, что миньонов Вортигена всегда больше, и магия у них того, сильнее.
Зная наши порядки, эльфы составили из запыленных фургонов шеренгу, задниками к центру площади. На заставе фургоны уже проверили клановые воины, однако в нынешние времена нужно дуть и на холодное, потому перворожденных встречал отряд из двадцати вооруженных человек и пяти боевых псов.
Эльфы выбирались из фургона без оружия: издалека мужчины почти неотличимы от женщин — и те и другие одинаково длинноволосы и, добавлю, бесстыдно остроухи, с лицами, как правило, лишенными грубых черт, а что касается груди, то у большинства эльфиек этот признак выражен настолько слабо, что говорить о нем, когда он скрыт под одеждой, нет никакого смысла. У этих эльфов были серые, вытянутые лица с запавшими глазами и запыленные, тоже серые, волосы с легким серебристым отливом. Похоже, во время бегства из Фаленора ушастым пришлось выложиться по части магии, а в нашем мире любые чары могут истощить до смерти. Эльфийских детей и подростков я, как обычно, не узрел.
Хм, чем же они будут расплачиваться за кров, пищу и проход через перевалы? Натужной музыкой и усталыми песнями? Слезами тоски, горстями пыли, соленой от слез? И в лучшие времена песни и музыка эльфов отдавали такой отчаянной грустью, что слушать их приходили в основном женщины Джарси.
Ответ на вопрос я получил быстро: после краткого разговора с клановым старейшиной эльфы потащили из фургонов битые доспехи в бурых пятнах подсохшей крови. Нагрудники, шлемы, латные перчатки, железный сапог с торчащей косточкой… Бродячие эльфы всегда тянут то, что плохо лежит — во всяком случае, так говорят злые языки. На сей раз им повезло набрести на смертное поле раньше, чем туда добрались крестьяне.
Миньоны Вортигена, по-видимому, схлестнулись с мятежными баронами. Как обычно — с плачевным для баронов результатом.
К фургонам уже сбегались клановые детишки, свободные от уроков.
— Вон та — эльфийка, точно тебе говорю! — вдруг промямлил Шатци. Он шумно потянул носом и встряхнулся. Был бы у него хвост, он бы им завилял: мол, здрасьте, здрасьте, дорогие… э-э… собачки женского пола. Дрожь слетела с него, будто и не было.
