В этих документах НАТО мы увидели все планы на замыслы НАТО. Малиновский сначала скептически к этим документам отнёсся, заявив — «подсунули», тогда я дал ряд документов, из которых было видны наши промахи, и он стал им верить.
Так вот, этот офицер, а теперь могу назвать его — наш друг, так как по моему представлению он был награждён орденом Ленина (который ему показали вместе с Указом, но не вручили в целях конспирации), прислал «перечень ракетных установок Советской Армии по военным округам», т. е. совершенно секретные данные, о которых у нас знают в округе командующий округом и его заместитель по ракетным войскам, а в Москве только руководство ракетных войск, министр и Н. Г. Игнатов.
Когда я просматривал перечень ракетных баз и установок, у меня мурашки по телу бегали. Ведь не дай Бог война, то мы в один день лишимся всех ракет или, по крайней мере, большинства.
Я был удивлён, как могли они это узнать, эти секреты государственной важности. Чтобы сидели их шпионы у нас в округах, не допускаю, в штабе Ракетных войск — также сомнительно. Я позвонил Семичастному, но этот мальчишка сказал, что он ручается, что узнали не через шпионов!
Когда тщательно проверил документы, пошёл докладывать М. В. Захарову. Он также был удивлён этими данными и вместе с этим похвалил за такой материал.
Я заготовил записку в ЦК за подписью Малиновского и Захарова, а Матвей Васильевич говорит: «Дай подписать министру и заходи ко мне». Я пришёл к Малиновскому и подал документ. Он нехотя стал листать, а затем спросил, откуда эти данные. Когда я рассказал, он повертел записку и вернул мне, заявив, что подписывать не будет. Я спросил: «Почему?» Он ещё раз пробурчал «не буду», и я ушёл.
Когда рассказал М. В. Захарову, он тоже удивился и говорит: «Решай сам». Потом добавил: «Покажи Иванову, начальнику оперативного управления, пусть проверит, все ли точки совпадут».
Тогда я всё понял. Малиновский боялся послать в ЦК, так как там могли его спросить, как могли НАТОвцы узнать это, началось бы следствие, и выяснилось, что когда строили эти объекты, то, очевидно, американцы или англичане засекали эти точки со спутников, а возможно и по радиозасечкам, как потом выяснилось, что наши строители ракетных точек условными знаками переговаривались с вышестоящими строителями по вопросам поставки оборудования и т. д.
Тогда я копию записки дал Иванову, а последнюю страницу перепечатал и послал в ЦК Хрущёву. Мне казалось, что Хрущёв прикажет Семичастному расследовать, как могли попасть такие важные секреты по обороне страны в руки противника.
Когда я на следующий день спросил В. Н. Малина, доложил ли он записку Хрущёву, он ответил мрачно: «Докладывал. Он повертел в руках и швырнул мне обратно, ни слова не сказав». В записке я указал, что эти данные противником получены в результате радиоперехвата, путём пеленгации строящихся точек.
Казалось бы, нужно было отдать под суд начальника войск связи Леонова*, который допустил передачу в эфир болтовню строителей, которых противник засекал. А вместо этого Малиновский после двукратного представления Леонова к званию маршала добился, что звание это Леонов получил.
Правда, как мне рассказывали сослуживцы Леонова, он сделал личное одолжение Малиновскому, уступив на фронте свою заведующую столовой Раису Яковлевну в жены Малиновскому. Заслуга немаловажная.
Провалы в разведке
Пишу сейчас редко, так как дел много, да и писать-то не положено. Одно меня беспокоит, что Малиновский не хочет по-прежнему докладывать в ЦК представленные ему мои документы, хотя они содержат исключительную ценность.
Видимо, потому, что противник знает о разных промахах в армии, значит, в ЦК могут спросить с Малиновского, почему он эти недостатки допускает, поэтому он и не хочет делать себе неприятности. Но это неправильно он поступает. Я всю свою жизнь приучен докладывать обо всех недостатках, хотя и неприятно.
Захаров душой за меня, но говорит — иди сам к министру и докладывай.
Вот он всех зажал своей хитростью и грубостью. Причём некоторые маршалы мне вслух высказали своё недовольство хамством Малиновского…
В семье у меня всё нормально. Вовка уже выучен, Светлана кончает институт, уже стал дедушкой
[721]. Одним словом, дело идёт к старости. Но нужно честно сказать, я трудился добросовестно, не болел, не симулировал. Видно, так и будет до конца жизни.
Одно печально, что моральная сторона молодёжи, на мой взгляд, с каждым днём понижается. Распущенность, погоня за деньгами, желание «отдохнуть», побездельничать, ещё и не начав по-настоящему работать. Мне это очень не нравится. Молодёжь нужно всегда держать в руках. Распустишь, потом собрать потруднее будет.
По работе у нас особенно этого не чувствуется, однако кое-какие хлюпики тоже попадают, которые норовят устроиться получше, а работать поменьше. А на нашем деле надо сейчас требовать дела, а не болтовни.
Несколько усложнилась работа в связи с провалом у соседей в Лондоне. Дело «Лонгсдейла», о котором сейчас пишут все газеты мира.
В прошлом при мне его из КГБ послали, толковый паренёк, он ряд лет неплохо работал, а затем, видно, шелепинцы допустили оплошность, и его англичане выследили. Вместе с ним схватили ещё несколько человек других, и главное — на конспиративной квартире взяли быстродействующую аппаратуру, которую бережём, как зеницу ока
[722].
Шелепину за этот провал вроде ничего не было. Ну, раз человек в фаворе, то всё обойдётся. Пришлось и нам кое-кого отозвать, предполагая, что могли о них рассказать арестованные. По линии КГБ мне говорили, что отозвали десятки сотрудников, которых знали Лонгсдейл и другие.
В течение года еще было ряд мелких провалов в КГБ, но медовый месяц так и остается. Руководство молодое, спрос маленький, «осваивает», поэтому все в порядке. Однако эти молодые товарищи, как мне рассказывали, ни одной мелочи, которая происходит в ГРУ, не упускали из виду и пишут о ней в ЦК, оставляя неясными детали, из которых можно бы сразу увидеть, что это мелочь, не заслуживающая внимания ЦК. Однако по линии ЦК ко мне ни разу никакой претензии не предъявлялось.
