И вдруг с той стороны двери, из квартиры, послышался плач.
Малыш, худенький, зареванный, с красным личиком, ухватил хозяйку квартиры за юбку и тянул обратно, повторяя: «Мама, мама!»
— Погоди, отпусти, не лезь, — вскрикнула старушка, не глядя на него. — Ты мне всю жизнь испортил, отойди сейчас же, Сергей! Не ори! Я что, одной рукой могу тебе готовить? Как я газ включу, у меня только левая работает!
От нее несло перегаром.
Алина крепко держала испуганного Сережу и во все глаза смотрела на того стоящего в квартире мальчика из-за плеча Ланочки и этой странной женщины.
Распухшее, красное от плача личико, огромные зажмуренные глаза, бровки вразлет, крупный носик.
Она узнала его.
Голова Антиноя.
Лана сказала старушке:
— Бедная вы моя, что с вами? Что стряслось?
— Меня парализовало, правую сторону! Видите?
Она кивнула на свое плечо.
Действительно, ее правая рука висела как плеть.
Ланочка ласково взяла женщину за левую руку, мягко оторвала ее от Сережиной рубашки и повела старушку домой.
Та бормотала:
— Я украла его вот. Но это была ошибка! Это не ваш мальчик. Отдайте мне того. Я за него убила человека.
— Да, да, бедная, сейчас мы все устроим, покормим вас.
— Нет, купите мне два коньяка по пол-литра, прошу вас, Богом молю. Мне плохо, мне так плохо. Только он помогает, снимает боли, дает заснуть.
Она обернулась к Алине и, неуверенно ступая за Ланочкиной рукой, продолжала:
— Это мой ребенок, у вас. Какое совпадение! Так не бывает, понимаете? Он мне явился, когда я уже умерла. Я ночью умерла. Он явился, чтобы я встала. Мне плохо, мне пло-о-о…
И ее повело вниз, она согнулась, упала на колени и ткнулась лицом себе в подол.
Малыш присел рядом с ней, твердя:
— Мамочка, мамочка!
Алина с Сережей на руках нагнулась к нему.
Сын.
Он был уже большой, но его измученное, распухшее личико, красное от плача, набухшие веки — все оставалось прежним.
Маленький Автандил. Когда его уводили родители и он беспомощно обернулся.
Надо держать себя в руках.
Сережа вдруг слез на пол и обнял нового мальчика, приговаривая:
— Не плачь, не плачь.
Алина заграбастала обоих, подняла, понесла мимо скрючившейся на полу старушки.
Над которой уже склонилась Ланочка с чашкой воды воды в руке.
Она попытались попоить ее, старушка захлебнулась, закашлялась.
Жива.
Ланочка старалась ее поднять, но не вышло.
Алина оставила детей и вместе с Ланой дотащила лежащую до дивана, подложила ей подушку..
Неподвижное тело. Что делать?
Никакое не тело: оно подняло голову и что-то бормотало, гудело.
— Хотите пить? — спросила Алина.
— Разумеется, — ответило тело и опустило голову.
Дальше началась процедура поения, голова закашлялась, все облила, сказала:
— Ну уметь-то надо, ты куда мне чашку суешь? Мимо рта. Зачем эту взяла? Это гостевая чашка. Там попроще есть.
Попили.
Затем голова сказала обеим:
— Ты что тут делаешь? Как вошла? Вообще кто ты?
— Я привезла маленького Сережу из Хандии, — отвечала Алина.
— Никакого Сережу ты не привезла, он со мной тут, — сказала голова. — Вытри мне рот, и грудь вся мокрая.
Алина пошла в ванную, взяла там полотенце, довольно нечистое, и вытерла больную.
Она заговорила:
— Ты что, та проблить, которая с Машей рядом родила и тебя этот подонок Серцов взял кормилицей? Неизвестно кого кормить? Все мне тут намочила. Надо менять белье.
Она попыталась подняться.
— Кажется, я не могу шевелить ногами.
Еще раз попробовала, изо всех сил опираясь на ладони.
— Нет. Что-то ничего не чувствую. Ног не чувствую.
— Вызову скорую? — сказала Алина.
Кажется, хандийская ситуация повторилась, тут была хозяйка, и при ней оказалась рабыня.
— Может, и так. Вызывай.
Тут вошла Ланочка с детьми.
— Алина, я кашку им поставила. Там рис нашелся. И банка сгущенки. А, здравствуйте, уважаемая, как мы себя чувствуем?
— Вы что, все у меня поселились тут? — поинтересовалась больная.
— Так у вас сутки ребенок плакал за дверью, пришлось вскрывать замок, — отвечала Ланочка. — Помер бы ребенок-то.
— Рис обнаружили, сгущенку? Все нарыли, все нашли? — невозмутимо спросила старушка. — А это кто второй? Кто это второй? Ааа! Боже мой, боже мой! Это моя Маша, моя Машенька живая явилась!
Ситуация повторилась. Видимо, больная уже забыла все, что произошло.
— Как и была, трех лет! Из Хандии! Из Хандии-ии! Я ошиблась! Я украла другого! Что делать, что делать!
Она зарыдала в полный голос, как будто отпустив себя.
Она таращилась сквозь слезы и протягивала одну руку к Алининому Сереже. Тот спрятался за маму.
Тут второй мальчик подбежал к бабушке и тоже зарылся головой в ее халат.
Она обняла его, прижала к себе и сказала ему:
— Никому тебя не отдам, никому. Не бойся. Ты мой мальчик. А это Машин мальчик. Иди тоже ко мне!
Алина тихо сказала Сереже:
— Иди, с бабушкой поздоровайся. Она заболела. Ее надо пожалеть.
Сережа, послушный, да еще и голодный ребенок, покорно подошел к лежащей старухе.
Она и его обняла, прижала двух детишек друг к дружке и скомандовала:
— Мне нельзя умирать, нельзя, понятно? Вызвали скорую? Маша моя прислала мне сыночка, чтобы я не умирала. Он велел мне открыть вам дверь, он вошел ко мне.
Рисовая молочная кашка наконец сварилась, детей увели на кухню, Алина покормила старушку, заслужив несколько ядовитых замечаний, и тут приехала скорая.
Алина ввела дородную фельдшерицу. Больше никого с ней не было.
— Ну, что у вас? — устало спросила она.
— Здравствуйте, как вас зовут? — командным голосом вопросила старуха.
— Че у вас, — повторила та.
Алина вмешалась:
— Паралич обеих ног, видимо.
После осмотра и переговоров по телефону фельдшерица сказала:
— Надо вас забирать. Но кто понесет? Водитель наш отродясь ничего тяжелей бутылки не поднимал, у меня опущение всего, натаскалась. Обходитесь как можете, вызывайте соседей.
