— Когда похороны? — спросила Тамара.
— Вас только ждали. — И бабушка Нина залилась слезами.
Пошли на выход, сели в мидовскую машину. Посол впереди.
Отперли квартиру, где мебель была укрыта простынями, люстры в марле, окна без занавесок.
Немолодая Тамара и ее мать пошли за тряпками, щетками и ведрами.
Началась генеральная уборка.
— После похорон надо будет поминки устроить… Собрать народ… Надо всем позвонить, ее друзья придут. Сережа, подруги Маши из библиотеки… Однокурсники, — сказала бабушка.
— Не знаю, как Валерий решит, — откликнулась Тамара.
— То есть как? — встрепенулась Нина Георгиевна.
— Ну он не любит этого… Чужие люди… Ему это ни к чему. Орава. Посидим своей семьей. Выпьем.
Выпьем.
— Что выпьем, что выпьем! Вечно ты «выпьем». Ладно. Тогда я устрою поминки у себя, — затрясла головой бабушка. — Это же, слушай, не по-человечески…
— Да, все не по-человечески. Да.
— Как она готовилась! Как радовалась! — заплакала бабушка. — И вместо этого похороны. Что я раньше не умерла, о господи!
Нина Георгиевна, московская грузинка, стала рвать на себе волосы. Тамара ей не препятствовала, никак не утешала. Молча протирала тряпкой пыль с подоконников, батарей. Снимала с мебели простыни. Нина Георгиевна опустилась на колени и стала мыть руками пол.
— Возьми швабру, мама, — строго приказала дочь.
— Ноги не держат, доченька.
И она легла на пыльный пол.
Вскоре приехала скорая. Нину Георгиевну отправили в Кремлевскую больницу. Она была «контингент». Жена бывшего посла и теща нынешнего. Но и контингент страдает даже в условиях Кремлевки. Четыре человека в палате, ночью храп стоит. Хоть развозят обед в судках, а толку-то!
К похоронам бабушка была совсем плоха. Ее не выписали.
Но младенца им пока что не отдали. Как-то исследовали его, то ли лечили. Тамара Геннадиевна крупно поговорила с главврачом. Та разводила руками:
— Есть опасения пока. Ребенок оччень, ну оччень слабый.
— Вы ответите за все, я вам гарантирую, — произнесла Тамара Геннадиевна на прощанье.
— Камень, а не женщина, — сказала, выйдя из кабинета, главврач своей секретарше. — Гранит.
В этот момент в приемную вошла полная беременная дама.
Минутой раньше они столкнулись в коридоре — Тамара и эта дама. Обменялись взорами. Признали друг в друге равных. Шубы из клямма, муаровый рисунок тончайшей шелковой шкурки, нерожденный ягненок, вынутый из рассеченного чрева живой беременной овцы. У обеих были такие шубы, совпадение. Творение спецателье разных ведомств. Только на голове Тамары был шелковый черный платок, знак траура, а на голове дамы — шапка из песца, роскошный головной убор цековских баб.
21. Подготовка к родам Киркорян
— А, Елена Ксенофонтовна, — с неподдельным радушием воскликнула главврач. — Мы уже все приготовили вам. Палата на втором этаже.
— Телефон есть?
— Да. Правда, номер как в ординаторской. То есть иногда он будет занят. Пойдемте, я вас провожу. Только придется всю одежду снять и отдать… Халат, рубашечку, носки и тапочки взяли?
— Ну.
— Кто вас привез?
— Водитель, Иван.
— Какая машина?
— Черная «Волга», какая.
— Ему отдадут ваши вещи.
— Черная «Волга».
— Отдадут, отдадут.
— Не перепутайте, — сказала дама. — Сначала спросите, как зовут. Иван Петрович. Вот номер машины (записала). Кроме шубы.
— Нет, и шубу ему отдайте. У нас условия хранения не очень… Знаете, затхлость какая-то… Типа плесени. Все жалуются, кто без сопровождения поступил, бывают роженицы одинокие и некому было вещи отдать… Шубы калянеют.
— А если мне понадобится выйти?
— Да вас же завтра и выпишут! Зачем выходить вам?
— Нет. Я должна здесь быть пять дней. Как полагается.
— Ммм… Вы знаете. У нас ведь только одна такая палата… Для очень сложных случаев, когда надо срочно… Это у нас ведь малая операционная…
— Я что-то не поняла. Вам разве не звонили?
— Ну хорошо, ну хорошо. Ну договорились. Пять дней так пять.
— А когда ребенка принесут?
— Сегодня, Елена Ксенофонтовна, так… вы рожаете ночью… В пять утра.
— Лучше в семь.
— Нет, уже тут написано.
— Переправьте.
— Так… Ну что ж, хорошо. Все переписывать… Здесь уже с печатями, с подписями… Ребенка вам познакомиться принесут завтра к вечеру на первое кормление..
— У меня же не будет молока…
— Все равно принесут. Потом его покормят. У нас мамочки сцеживаются. Ему достанется полная порция.
— Я сама его… из бутылочки… Надо тренироваться.
— Ну хорошо, под руководством.
— Идемте. О Господи.
— Да-да. Не волнуйтесь.
Вышли в длинный коридор.
— Я? Я не волнуюсь. Будьте спокойны. Я своего всегда добиваюсь. У меня даже Грантик ничего не знает. Вот до какой степени. Живот я специально отрастила. Ха-ха-ха.
— Да? Ооо. Ха-ха-ха.
— Он меня похвалил. Что большая редкость для него. Живот понравился. Им такие, оказывается, коровы нужны.
— Как говорится, ха-ха, мужик только притворяется, что любит сухое вино и худых женщин…
— Мы же с вами знаем, у мужчин в этом возрасте молоденькие секретарши…
— Ох, знаем, знаем на своей шкуре.
— И только ребенок связующее звено. А я сама из города, где был атомный взрыв… Нигде об этом не писали. Челябинск… Многие не могут родить. И я решилась. Я специально пила дрожжи, пиво и ела от души пирожные и торты. Булочки, вообще все мучное. На пятнадцать килограмм! Красавица, он сказал, стала.
— Вы очень хорошо выглядите.
— А теперь пять дней я буду худеть.
— Зачем? Многие мамочки не худеют после родов… Так, десять кило скинут за роды. Почти не заметно. Что девяносто пять килограмм, что восемьдесят пять.
— Десять кило за пять дней… Попробую. Я говорю себе, что нет ничего невозможного.
— Это опасно для сердца.
— По системе Брэгга — вы слышали о таком? — можно голодать пять дней без ущерба. Так. Вы позвоните мужу в семь утра, что родился мальчик.
— Да. Три девятьсот, пятьдесят два сантиметра.
— Зовут Гришка. Скажите, поздравляю, родился мальчик Григорий Грантович. Ух… Прямо мороз по коже. У меня мальчик!
