– А что, князь, вино-то ты пьешь?
Хрен с ней, с рожей, главное, чтобы человек был хороший. Свой. Отменнейший патриот.
Часть 3
Подручный Алехана
I
– Словом, князь, если вы еще не передумали положить свой живот на алтарь отчизны, то оставайтесь. Людям с вашими способностями всегда отыщется в отечестве достойное местечко, – изрек на следующий день граф Орлов-Чесменский за чаем с пирогами, коврижками и марципанами. А хитрые глаза его продублировали сказанное: «Куда ты, парень, денешься с такой-то рожей. Красно-буро-черно-малиновой. В крапинку».
Чай пили после ужина в кабинете графа: инкрустированная мебель, персидские ковры, неохватный глобус с воткнутым флажком на месте Чесмы. В клетках сладостно заливались канарейки, кормленные для вящей голосистости коноплей, аглицкий кладенный для наилучшего промысла мышиного кот.
[309]
плотоядно щурился на них, пронзительно чихал – в ноздри ему забивался едкий дым хозяйского кнастера
[310]
Все дышало миром, гармонией, обстоятельностью и достатком.
– Ваше предложение, граф, зело лестно для меня. Почту за честь, – с чувством ответил Буров, с достоинством вздохнул и степенно отхлебнул жасминового чаю. – Готов врагам отечества рвать глотки зубами. Лопатой, чай, махать не разучился. – Приложился к марципану, хрустко прожевал, нацелился на коврижку. – Скажите, граф, а что маркиз? Здравствует ли?
Ему и самому не хотелось расставаться с графом – по крайней мере, теперь, пока идут процессы интенсивного отбеливания. Действительно, куда подашься с такой-то рожей? К тому же за железными засовами да за крепкими стенами меньше шансов остаться без мозгов. Сейчас лучше не спешить, выждать время, вернуть себе здоровый цвет лица. А там – будем посмотреть.
– Маркиз? – Алехан поморщился, досадливо вздохнул и с силой оттолкнул слугу, подскочившего было переменить посуду. – Жив, жив, курилка. Понижен в чине, лишен наград и брошен на периферию. В Сибирь, в Тмутаракань. За все свои французские дела. Вот так. – Он бросил смятую салфетку, немного помолчал и, резко уходя от темы, встал. – В общем, князь, я рад, что мы договорились. Оставайтесь.
И Буров остался. Бродил по анфиладам несчитанных комнат, дивился на подлинники Брейгеля и Халса, размахивал конечностями в фехтовальной зале, гулял по необъятному, тщательно ухоженному саду. Хозяйство Алехана было великое, поставленное широко, во всем чувствовались твердая рука, расчетливость и полная самодостаточность. В прудах плескались карпы и судаки, на огороде наливалась спаржа толщиной с полено, телятина была нежна и цветом напоминала снег, черешня и ананасы – из своих оранжерей, вино – домашнего изготовления, из земляничных ягод, на манер шампанского. На первый взгляд – гостеприимный дом богатого, рачительного хозяина. Но это только на первый взгляд. Наметанный глаз Бурова сразу оценил внушительность ограды, битое стекло, вмурованное в ее гребень, количество сторожевых вышек вдоль внешнего периметра охраны. Так же, как и выправку мундирных лакеев, профессиональный взгляд дворецкого-лжеитальянца, злобность и натасканность церберов, ночами выпускаемых в сад. Нет, нет, тот еще домик-пряник был у Орлова-Чесменского. Крепость, фортеция, филиал Петропавловки. Судя по всему – штаб-квартира мощной, представляющей реальную силу организации.
Глаз у Бурова был алмаз.
– Ну что, любезный князь, похоже, ваш загар сошел, – сказал ему пару дней спустя Чесменский за обедом, добро подмигнул и с аппетитом взялся за жареного цыпленка. – С таким вот цветом лица уже можно смело нести свой живот на алтарь отечества. – Хмыкнув, он вгрызся крепкими зубами в крылышко, мигом обглодал и выломал другое. – Радение наше, как вы уж, верно, поняли, зело конфиденциально, не подлежит огласке и направлено сугубо на искоренение крамолы. На самом высочайшем государственном уровне. Пусть себе Шешковский дерет задницы кому ни попадя, озадачивается пустобрехами, хлыстами да скопцами.
[311]
Что с него взять? Ширма, пугало, балаганный страшилка. До сих пор уверен, дурачок, что допрашивал настоящего Пугачева.
[312]
Ха-ха-ха… То ли дело мы, – Чесменский засопел, сдержал отрыжку и быстро отхлебнул винца из запотевшего бокала, – настоящие конфиденты. Именно нам матушка-императрица доверяет самые ответственные, секретнейшие поручения, от коих зависит спокойствие трона, российской государственности и всей земли Русской.
[313]
И никогда мы не ударяли ликом в грязь, всегда тащили на своих плечах сие нелегкое бремя. И впредь не ударим и будем тащить. Потому как патриоты и верны присяге до гроба и до глубины души. Виват Россия! Ура!
Такой задвинул спич, с таким пофосом и экспрессией, что Буров внутренне пустил слезу – сколь ни пинала его родина сапожищами по мордам, но все никак не могла убить в нем патриота. Ну да, конечно же, конечно, ура. Ура. Виват Россия…
Сразу же после ужина Буров пошел к себе. Тщательно проверил волыну, с любовью зарядил, подправил на ремне клинки и, преисполненный самых лучших чувств, отправился на боковую. Эх, снега России, снега России, где хлебом пахнет дым… С чего начинается Родина…
А утром им занялся бойкий человек с повадками непуганого шакала.
– Бонжур, князь, – промолвил он, и усы его раздвинулись в ухмылке. – Меня зовут Гарновский. Василий Васильевич Гарновский. Полковник Гарновский. Их сиятельство граф Чесменский поручил мне ввести вас в курс дела и, как следствие, – в высший свет. Так что прошу.
