– Тебе сколько лет? – Я тронула Зину за плечо.
– Мне? – она рукавом вытерла глаза, повернулась. – Сто… Двести… Какая разница! Такое чувство, что я в этом дерьме уже вечность живу. Знаешь, как в аду – нет времени, сплошная вечность.
Она шмыгнула носом, усмехнулась.
– Что за страна такая – родилась при одном упыре, теперь другой. Еще краше прежнего.
– Да, с упырями нам определенно везет, это точно. Только, знаешь, валить все на упырей тоже нечестно. Неправильно. Упырь на троне – это следствие. Результат. Вроде диагноза. Ведь ты не будешь винить врача за результат твоего анализа. И если у тебя сифилис, то врач тут, скорее всего, ни при чем. Ты, конечно, можешь мне рассказать, что подцепила заразу в бане. Или пила из чужого стакана в баре.
– Выходит, Сильвио – наш русский сифилис?
– Нет, Сильвестров – симптом.
– Ага! Сильвестров – провалившийся нос сифилитика на лице нашей родины-матери. Хорош симптомчик!
Автобус остановился.
– Приехали! – Водитель открыл переднюю дверь.
Мы с Зиной вышли. Перед фасадом скучного бежевого дома, похожего на провинциальную библиотеку, стояли две пушки-зенитки, выкрашенные мышиной краской. Я узнала место сразу, хотя не была тут тридцать лет, наверное, больше. Тогда меня привез сюда дед, его пригласили открывать какую-то тематическую выставку.
– Музей обороны Ленинграда?
Зина кивнула и постучала кулаком в дверь.
Высокий полутемный вестибюль с широкой мраморной лестницей на второй этаж и портретами маршалов по стенам был заставлен картонными коробками. В таких, со штампами «Не кантовать!», «Хрупко!», перевозят стиральные машины, холодильники и прочую бытовую технику. Под ногами мягко шуршали опилки, пахло мокрой сосной, как в лесу после дождя.
Спустились по тесной лестнице в гардероб. Среди пустых вешалок раздевалки висело одинокое пальто. По коридору прошли мимо закрытых дверей – «туалет», «бойлерная» и загадочная «Щ-17». Коридор закончился, мы остановились у железной двери, похожей на вход в бомбоубежище. Зина вдавила кнопку в стене, где-то включился могучий мотор.
– Лифт? – удивилась я. – Куда?
– Туда, – Зина показала глазами под ноги. – В ад.
– Ну уж прямо… – я хмыкнула. – Не надо только драматизировать.
В кабине лифта, обычного лифта, с грязным линолеумом, тусклым плафоном, пятнами от окурков на сером пластике стен – я даже разглядела выцарапанное матерное ругательство, адресованное неизвестно кому, – мы долго ползли вниз. В двери, в круглом окошке без стекла, бесконечно уходила вверх грязная серая стена. Мне нестерпимо захотелось потрогать ее, эту стену, ощутить шершавость бетона. Я сунула руки в карманы. Лифт, точно поперхнувшись, остановился.
– Ты поаккуратней с ним, – Зина толкнула дверь. – С Мерзаевым. Редкая сволочь…
Что я ожидала увидеть тут? Подвал, казематы, пыточные камеры – не знаю. Выйдя из лифта, мы очутились в неожиданно большом помещении. Не подвал – настоящий зал. Мне он напомнил железнодорожный вокзал в Вашингтоне. По стенам висели огромные мониторы, светящиеся табло с бегущими цифрами. На гигантском экране светилась развернутая карта мира с контурами континентов и пунктиром границ. По карте ползли какие-то огоньки – зеленые и красные.
– Что это? – спросила тихо я. – Центр управления? Байконур? Хьюстон?
Зина ткнула меня в бок. К нам, отделившись от группы военных, бодро направлялся какой-то улыбчивый красавец, похожий на опереточного гусара.
– Катерина Сергевна! – подходя, гусар раскинул руки. – Добро пожаловать! Я – Мирзоев!
Вблизи он оказался постарше, далеко за пятьдесят, с крашеными усами и сочным омерзительно красным ртом.
– Имейте в виду, – он хохотнул и ухватил меня под локоть, – вы у меня в долгу. Да-да-да! Я уломал Глеба привлечь вас. А то! У нас же целый кастинг имел место – а вы как думали? Кандидаты и кандидатки! Ярмарка тщеславия современной тележурналистики. Журнателистики! Ха-ха!
Он захохотал, внезапно остановился.
– Выпить хотите? Шампанского, а? Шампанского! «Мадам Клико», «Дом Периньон»! Периньонов дом, мать вашу так! За знакомство, за встречу! За начало нашей прекрасной дружбы!
Заорал через плечо:
– Костиков! Где ты там, ленивая мразь?
К нам подлетел солдат, длинный, похожий на тощую ворону. Согнулся почтительно.
– Шампанского сюда!
Солдат исчез. Мирзоев облизнул губы.
– Видали скотину? И ведь все такие! Все! Какой там умный немец сказал: «Славяне – навоз истории»? Кто сказал? Гегель? Бебель?
– Бабель, – буркнула Зина.
– Что с крылом, птица счастья? – косо взглянув, спросил Мирзоев. – Кость цела?
Зина не ответила, даже не посмотрела на гусара. Тот брезгливо скривил губы, продолжил, обращаясь ко мне:
– Пороть подлеца! Пороть! – сладострастно проговорил он. – Русская душа плеткой крепка. Нагайкой пороть! Кнутом – до кровавого мяса, до белой косточки! Ведь если русского мерзавца не пороть, то он непременно освинячится. Оскотинится. Народ-то по натуре своей дикий. Скоты, как есть скоты!
Солдат вернулся с бутылью какого-то пойла, запыхавшись, сорвал фольгу, начал откручивать проволоку с пробки. На этикетке по-польски было написано «Газированный яблочный сидр».
– Дай сюда! – Мирзоев грубо выхватил бутыль у него из рук. – Где фужеры?
Произнес слово на французский манер, грассируя, воткнув вдобавок «е» в середину. «Фужеры», всего два, оказались в карманах галифе солдата. Пробка жалко пукнула, полезла желтая пена, напиток был разлит по бокалам. Потянуло кислыми яблоками.
С бокалами в руках мы неспешно, точно на лесной прогулке, шли меж столов, заставленных компьютерным хламом. Переступая через провода и кабели, заглядывая в экраны мониторов, двигались по залу. Операторы, парни и девицы, не обращали на нас внимания. Мирзоев тоже, похоже, воспринимал их частью технического оборудования.
– Милая Катерина Сергевна, вы уже догадались, где мы находимся? – Он кокетливо рыгнул в кулак. – Пардон, шампанское…
То, что он называл шампанским – дрожжи и сивуха, – у меня вызвало моментальную и немилосердную изжогу. Пальцы липли к теплому стеклу, я невзначай оставила бокал на краю стола. Так, мимоходом. Мирзоев не заметил, был здорово увлечен собой.
– Армагеддон! – Он растопырил пальцы и вскинул руку. – Вот тут!
Звонко топнул ногой в цементный пол. Только сейчас я разглядела его лаковые сапоги на высоком, почти женском, каблуке.
– Нервный центр конца света! Да! Мозг страшного суда! Тут! В моих руках! Вот он, «Кулак Сатаны»!
Он сжал кулак, неубедительный розовый кулак евнуха.
– Видишь, вон там, – неожиданно перейдя на «ты», он ткнул в большой экран на стене, – смотри! Я могу уничтожить любой город! На любом континенте! Просто нажать кнопку – кнопку! Кнопку!
