– Христом-богом… – прокричал рыжий. – Не брал я…
Закончить ему не удалось. Солдаты, по-хозяйски сграбастав тщедушное тело, подались назад и с деловитой сноровкой выкинули его, точно куль картошки.
– Покойник… – прошептал кто-то за спиной Платона.
– А ты не воруй, – тихо и назидательно отозвался другой.
– Дык, може, эта тетеха кошель свой гдей-то сама посеяла. Баба ж…
Эшелон бойко, с железным перегудом, загрохотал по мосту, перекладины, перечеркивая линялое небо, забалаболили в распахнутую дверь вагона. Платон закрыл глаза, на войне он научился спать стоя, как лошадь. Прогремел и остался позади мост. Поезд выскочил на равнину и теперь мчал во весь опор, торопился, точно боясь куда-то опоздать.
Усердное пыхтенье паровоза убаюкивало, Платон проваливался в дрему, ускользающая реальность расцвела невозможными красками – на Багдадском базаре таким шелком торговали белобородые купцы, похожие на восточных мудрецов из Библии. Вагон покачивался, как люлька. Сквозь сон протискивались звуки: в колесный перестук вливался чей-то нудный рассказ, кто-то уныло кашлял, в углу хныкал младенец. Совсем рядом началась какая-то возня, угрожающе забубнил баритон, кто-то зарыдал в голос. Платон открыл глаза.
Давешний матрос с линкора «Ермак», навалившись на какую-то крестьянку, тискал ее за грудь. По испуганному грязному лицу девки текли слезы, она давилась, иногда всхлипывая в голос.
– Ну ты че, гузыня. – Матрос лез рукой ей за пазуху и мял, мял. – Не убудет небось…
Девка скулила. Ее голова, замотанная драным тряпьем, моталась из стороны в сторону. Платон ткнул матроса, опустил руку ему на плечо.
– Оставь девку.
Матрос оглянулся, из-под лихо заломленной бескозырки зыркнул злым вороньим глазом.
– Клешню прибери, – дернул он плечом. – Отсеку!
– Оставь ее, – повторил Платон негромко.
Девка затихла, с ужасом глядя то на моряка, то на Платона. По щекам была размазана грязь, мокрые губы мелко тряслись.
– Без балласту прешь, командир! – сипло, с угрозой выкрикнул матрос. – На бебут поставлю!
У него в руке мгновенно, как у фокусника, появился короткий нож с узким хищным лезвием. По-обезьяньи присев и подавшись назад, матрос коротко замахнулся, метя Платону в горло. Рядом кто-то охнул. Кто-то крикнул: «Режут!» Платон перехватил руку с ножом.
– Не балуй, полундра! – Он сжал запястье. – Кость в муку смелю.
Матрос взвыл неожиданно высоким бабьим голосом. Разжал пальцы, нож выскользнул, стукнулся о доски. Платон оттолкнул матроса, тот, прижав руку к груди и потирая запястье, попятился.
– Поквитаемся еще, баклан, – буркнул он, протискиваясь в глубь вагона.
– Уйди от греха, ерпыль соленый, – ответил Платон, повернулся к девке: – Хорош сопли пускать, рядом стань, не тронут. Тебя как звать, гузыня?
Девка утерлась краем платка, проглотила всхлип, тихо сказала:
– Катерина.
14
Над Царицыным плыл черный косматый дым. Вокруг горели станицы. Краснов сжимал клещи, по левому флангу на город наступала Степная дивизия генерала Попова. Белая гвардия, «золотопогонники», состояла из офицеров, кадетов и юнкеров из донских и кубанских казаков. Для них война была ремеслом, умение убивать они сделали своей профессией. Мастера своего дела, они разбирались в тонкостях военного искусства, подобно гроссмейстеру, могли с закрытыми глазами разыграть любую заковыристую партию, припомнив хитрые комбинации и коварные ходы и выбрав нужный. В их полном распоряжении была вся военная премудрость человечества – от Ганнибала и Александра Великого до Бонапарта и фон Клаузевица. За ними стояла Антанта – золото Америки, пушки Франции, линкоры Англии. Наконец, Белая гвардия сражалась за Великую Русь – единую и неделимую империю, они шли в бой за святое отечество, за православную веру. Очевидно, на их стороне был и сам Господь. Трудно предположить, что наш православный русский бог стал бы подыгрывать правительству атеистов.
Этой сияющей самоуверенной мощи, этому праведному напору, подкрепленному профессионализмом и дисциплиной, противостояла 10-я армия красных. Командовать армией приехал комиссар Клим Ворошилов, член военного совета Южного фронта. До этого в Питере он помогал Дзержинскому наладить работу ЧК. В Первой мировой Ворошилов не воевал, раздобыв справку о слабом здоровье. В эту же 10-ю армию был направлен и мой дед, красный командир Платон Каширский.
Главной загвоздкой было то, что такой армии не существовало. Не существовало как воинской единицы. В Царицын стягивались разрозненные партизанские отряды красных, вольница – мазурики и душегубы. Из всей теории большевизма ближе всего им был лозунг «Грабь награбленное!». В город стекались орды лихого люда – пешие и конные, на телегах, подводах, с пушками и пулеметами, они заполняли улицы, грабили горожан, жгли костры в скверах, кашеварили в парках.
Бородатые дикие люди в драных шинелях и гимнастерках, в бабьих кофтах и кацавейках, в папахах и мятых фуражках митинговали на площадях, до хрипоты орали про «революцию и имперьялизм», дрались, кого-то расстреливали, кого-то вешали. Черными клешами мели пыль мостовых матросы-черноморцы, задиристые красавцы в черных бушлатах, в заломленных лихих бескозырках с георгиевскими ленточками. Вышагивали важно, перепоясанные пулеметными лентами, с «маузерами» и гранатами на боку – сам черт им не брат.
– Братва! Айда на митинг!
– Пущай командиры ответят!
– Небось не прежние времена! На фонарь – и ладушки!
На площади вокруг бронзового императора на понуром коне, загаженном голубями, шел бесконечный митинг. Осипшие ораторы брали глоткой, толпа волновалась, гудела. Долго выступать не давали, стаскивали с постамента. Некоторых тут же жестоко били.
– Генерал Мамонтов, слыхали, Зимовники уже занял!
– Измена, братцы! Опять на убой посылают!
За оградой парка на суку покачивались два трупа, длинные, босые, свернув в сторону черные шеи, – белогвардейские шпионы, повешенные накануне. Шпионов было много, их ловили и вешали тут же, без судебной канители. Непонятное слово или изящный жест, нежность рук и отсутствие мозолей являлись неопровержимым доказательством вины.
Год назад большевикам удалось развратить и уничтожить русскую армию. Агитаторы и солдатские комитеты вырвали власть у офицеров. Началась анархия, повальное дезертирство. Теперь комиссары пытались загнать зверя обратно в клетку. Теперь большевикам нужно было объединить шайки вольных партизан в воинские формирования регулярной армии – в отделения, взводы и роты, в полки и дивизии, – починить сломанную субординацию, внедрить стальной порядок и железную дисциплину. Нужно было эти войска обеспечить оружием, боеприпасами, продовольствием и обмундированием.
– Товарищи красногвардейцы! – кричал высоким голосом тощий тип с докторской бородкой, вцепившись в бронзовое копыто царского коня. – Я командирован штабом Южного фронта! Я призываю вас соблюдать революционную дисциплину! Вы теперь не партизаны, вы бойцы рабоче-крестьянской армии! Вы сражаетесь за счастье трудового народа, против угнетателей и эксплуататоров, вы сражаетесь за право строить новую справедливую жизнь…
