Россия сдвинулась в сторону живой жизни. В 1909 году собран небывалый урожай, вывоз русского хлеба за границу достиг рекордного уровня в 748 миллионов рублей. В промышленности царило большое оживление. Налицо были все признаки выздоровления.
Закончилась внутренняя смута. Еще равновесие было шатким, еще революционные партии надеялись на реванш, но главного горючего материала революции, земельного вопроса, больше не существовало.
Оставался, правда, другой, вечный для России вопрос, перекликающийся с отщепенством интеллигенции. Это — полное, безусловное недоверие народа ко всему официальному, законному, то есть ко всей той половине русской земли, которая не народ. Оставалась вторая Россия.
Столыпин только начал проникать в ее глубины при помощи земства и самоуправления, надеясь, что разрыв власти и народа, разъявший страну с петровской эпохи, благополучно зарастет.
Пока еще бесконечно далеко до той пропасти, куда все рухнет. „Черносотенный деспотизм высших классов“, „черносотенный анархизм низших классов“, „красное черносотенство“ — все эти крайности отечественной жизни, разные обличья одного и того же зла, существуют на окраинах российского бытия.
Пока же идет быстрое нарастание положительных начал. Вместе с выдающимися русскими перво-летчиками поднимается думская империя в небо, вместе с полярными исследователями утверждается в Арктике.
На глазах Кутепова растет мощь военных сил. Простые люди жертвуют рубли на строительство кораблей. Спускаются на воду четыре дредноута. Резко поднимается финансирование народного образования. Скорость экономического роста России становится самой высокой в мире.
Присылали свои донесения военные агенты Англии, Германии, Японии, Франции, Австро-Венгрии — о российских переменах.
„Это были скверные годы, эти годы торжества победителей“ (Л. Троцкий).
Для кого скверные, а для кого прекрасные. Соединение культурной Великой России и народной Святой Руси становилось возможным в оговоренные Столыпиным двадцать лет покоя.
Они могли быть, эти двадцать лет.
Почему вместо них мы получили грандиозный эксперимент гибели нашей родины, государственность которой с дикой мстительностью разбила вторая Россия?
На этот вопрос Кутепов еще будет искать ответ. И найдет для себя.
Собственно, в этом человеке никогда не было самоубийственного для русского народного самосознания противоречия. Он не разделял свою жизнь на две части — жизнь и веру, не вдавался в мечтательно-просветленный отход от трагических трудностей, как то случилось у многих.
А ведь именно этот отход народной веры от суровых реалий бытия вызвал на поверхность нашей истории грозный материалистический реализм, вседозволенность, использование зла в достижении цели.
В 1912 году Кутепову было суждено пережить тяжелое испытание: умер отец, и забота о младших братьях и сестрах полностью легла на него. Их надо было воспитать, выучить, заменить отца. На холостого небогатого офицера легла трудная ноша долга.
Как он выкручивался, искал деньги, время, об этом можно только догадываться. Гвардеец жил спартанцем, ограничивал себя во всем. Основная христианская заповедь: „Возлюби ближнего, как самого себя“ исполнялась им без раздумий и колебаний.
Подрастали сестры и братья, благополучно продолжали учение на высших женских курсах, в университете, Санкт-Петербургском военном училище. Часто Кутепов сидел с младшими над учебниками, готовил их к экзаменам.
Может быть, это время было для него самым дорогим? Пора найти невесту, пора поступать в Академию Генерального Штаба, пора выходить из узкой военной среды…
Кутепов же занят другим.
Он служит Отечеству. Он заменяет отца младшим братьям и сестрам. В его душе слиты воедино вера и жизнь.
Каким будет ему воздаяние?
Он не ждет никакого воздаяния. Он живет.
Вокруг него происходит невиданная перемена, мало кем, впрочем, замечаемая.
Пока штабс-капитан в гостях у сестер, в компании студентов и курсисток, поддразнивает их своим правоверным монархизмом, а они именуют его верность „черносотенством“, в это время Россия становится иной.
Подъем благосостояния. Развитие кооперации. Рост урожаев. Расширение народного образования. Земледельческий прогресс.
Старый „пугачевский“ социализм отходил в прошлое. И хотя Столыпин уже покоился в Киево-Печерской Лавре, в стране укреплялась основа здорового развития, опирающаяся на крестьян-собственников.
Кутепов слушает дерзкую молодежь, посмеивается…
Он уверен в том, что хорошее, родное, русское возьмет верх.
Санкт-Петербург. Угол Финского залива. Дальше — Кронштадт, крепость и флот. Еще дальше Балтика, Северное море, Германия, Англия, Франция.
А здесь — Россия.
Англия воевала с Россией только однажды, в Крымскую войну, после чего Россия уже никогда не возносилась на былую высоту. В других же войнах и конфликтах „владычица морей“ со стороны искоса наблюдала за российскими попытками прорвать турецкие запоры на Босфоре и Дарданеллах и за борьбой на Дальнем Востоке.
В Крымской, русско-турецкой, русско-японской войнах, в боснийском конфликте 1909 года, в Балканских войнах 1912–1913 годов Англия стояла на страже своих интересов. Против России.
Однако усиление Германии, ее обширная морская программа и продвижение в зоны интересов Англии поставили перед последней серьезный вопрос: кого считать главным соперником?
Политика России выглядела так: союз с Францией, хорошие отношения с Германией, сдержанные — с Австрией, соперничество с Англией повсеместное, неприязненные — с Японией.
По инициативе Англии завязались переговоры по Тибету, Афганистану и Персии. Они шли в глубокой тайне, завершились подписанием в августе 1907 года соглашения, разделившего сферы влияния. Противостояние в Азии „медведя“ и „кита“ заканчивалось. К чему это должно было привести?
Все понимали: последствия должны проявиться прежде всего в Европе. Мало кто, впрочем, догадывался, что Англия начала политику окружения Германии, которая в конце концов высекла искру войны.
Именно в 1907 году началось расхождение и охлаждение между Петербургом и Берлином.
Россия отворачивалась от азиатских просторов, поворачивалась к европейским разломам. Либеральная интеллигенция приветствовала перемену, видела в сближении с Англией путь к „демократии“, тогда как в дружбе с Германией — „реакцию“.
Этот поворот вскоре должен был определить и судьбу Кутепова, а затем и перевернуть весь мир. Огромный маятник качнулся от маньчжурских границ к галицийским и прусским.
И вот что поразительно! Николай II и Столыпин стремились укрепить государственные позиции в Азии, что и позволяло очень выгодное англорусское соглашение, Столыпин даже употребил в думской речи о проекте Амурской железной дороги сильнейший образ истекающего кровью двуглавого орла, у которого отсекли обращенную к Востоку голову. Но несмотря на такую позицию двух главнейших руководителей России, ее внешняя политика получила иное направление.
