Эта история немедленно была доведена до начальника ОВИРа, который в свою очередь доложил о ней «наверх». И там, видимо, была дана команда: документы Высоцкому оформить. Там поняли, что его ни в коем случае нельзя вспугнуть, а оформление документов усыпит его бдительность. Так, собственно, и произойдет.
Вечером 22-го Высоцкий позвонил жене в Париж и сообщил дату своего приезда. Вспоминает М. Влади:
«Вечером двадцать второго июля — наш последний разговор: «Я завязал. У меня билет и виза на двадцать девятое. Скажи, ты еще примешь меня?».
— Приезжай. Ты же знаешь, я всегда тебя жду.
— Спасибо, любимая моя.
Как часто я слышала эти слова раньше… Как долго ты не повторял их мне… Я верю. Я чувствую твою искренность…».
И вновь отметим: если сказанное Влади правда, то в поступках Высоцкого не было никакой логики — несколько дней назад он ездил с Оксаной покупать обручальные кольца, а теперь звонит жене, говорит, что любит ее и просит его принять. Между тем, по словам Оксаны, Высоцкий в те дни заявил ей, что хочет порвать с женой и даже написал ей прощальные стихи. Он передал их Оксане вместе с адресом же, чтобы та отослала их в Париж. Но она этого не сделала — оставила открытку на телевизоре в квартире Высоцкого. Те стихи теперь известны всем:
Лед надо мною — надломись и тресни!
Я весь в поту, как пахарь от сохи.
Вернусь к тебе, как корабли из песни,
Все помня, даже старые стихи.
Мне меньше полувека — сорок с лишним.
Я жив, двенадцать лет тобой храним.
Мне есть что спеть, представ перед Всевышним,
Мне есть чем оправдаться перед ним.
Утром 23 июля Высоцкому позвонили из ОВИРа и коротко сообщили: «Владимир Семенович, зайдите за паспортом». Тот так и сделал. После чего заехал в авиакассу и приобрел билет до Парижа на 29 июля. Еще он заехал в аптеку, где у него работали знакомые, и выпросил у них несколько ампул «лекарства» — табу, наложенное Федотовым, он все-таки нарушал. Хотя той же Влади врал, что он с наркотиками покончил.
Но в Париж Высоцкий так и не попал. Как он сам пел в одной из своих последних песен:
Я когда-то умру — мы когда-то всегда умираем, —
Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом…
Угадал… Правда, не нож был использован в реальности, а другое средство. Впрочем, у Высоцкого и на этот счет есть четверостишие:
Сколько великих выбыло —
Их выбивали нож и отрава.
Что же, на право выбора
Каждый имеет право…
Тем же утром 23 июля Федотов и Янклович заехали в Институт имени Склифосовского, где Федотов попросил у врача Леонида Сульповара хлоралгидрат для Высоцкого — видимо, получение препарата легальным путем должно было обеспечить алиби Федотову. Это довольно токсичное лекарство назначают при перевозбуждениях, однако оно противопоказано больным с нарушениями функций печени и почек, а также при заболеваниях сердечно-сосудистой системы. У Высоцкого эти болезни были. Вот почему Сульповар и его коллега С. Щербаков поначалу отказались выдавать лекарство. Однако просителям удалось-таки их уговорить, поскольку их все знали как лучших друзей Высоцкого. Ведь никто не мог предположить, что они хотят сознательно навредить больному!
Однако методы лечения, которые применял Федотов, у людей, бывших рядом с Высоцким, продолжали вызывать удивление. Например, Оксана Афанасьева вспоминает следующее:
«Я Федотову говорила:
— Толя, ты мне объясни, как может реагировать организм на два совершенно противоположных препарата?!
С одной стороны, он колол успокаивающее, снотворное, а с другой — вводил тонизирующие препараты. Он делал настолько странные вещи, что даже я удивлялась:
— По-моему, происходит разлад нервной системы, — ведь ей непонятно, какую команду выполнять: не то отдыхать, не то бодрствовать…
— Да нет, — говорил Толя, — это специально так… Он как бы отдыхает, и в то же время он — в тонусе…
— Ну, не знаю…
А Володя уже никак не реагировал…».
Ночью 23 июля Высоцкий должен был замолчать навсегда, но этого не случилось. Причем по случайности.
Дело в том, что сосед Высоцкого по подъезду Валерий Нисанов (он жил двумя этажами выше — на десятом) тоже не доверял Федотову. Поэтому вечером 23 июля он позвонил все тому же врачу Склифа Л. Сульповару и попросил его приехать к Высоцкому. Тот согласился и взял с собой еще и Станислава Щербакова. Именно эти двое и предотвратили в тот день возможное убийство Высоцкого. Вот как об этом вспоминает С. Щербаков:
«Когда мы узнали, в каких дозах и в каких смесях хлоралгидрат будет применяться, мы с Леней стали на дыбы! Решили сами поехать на Малую Грузинскую. Реанимобиль был на вызове, мы сели в такси.
Приезжаем, открывает дверь какая-то девушка. В нестандартном большом холле горит одна лампочка — полумрак. На диване под одеялом лежит человек и вроде слегка похрапывает. Я прохожу первым, смотрю: человек в очках… Понимаю, что не Высоцкий. Это был Федотов — тогда я в первый раз с ним столкнулся…».
Прервем рассказ для небольшой ремарки. Судя по всему, Федотов должен был накачать Высоцкого хлоралгидраиом и оставить одного. После чего врач должен был лечь спать, чтобы обеспечить себе алиби на момент смерти больного: дескать, все произошло без его ведома. А подтвердить это должен был свидетель — Оксана Афанасьева, та самая девушка, которая открыла нежданным гостям дверь. Именно такая ситуация и произойдет два дня спустя, когда Высоцкий все же умрет.
И вновь вернемся к рассказу С. Щербакова:
«Спрашиваю:
— Где Высоцкий?
— Там, в спальне.
Проходим туда и видим: Высоцкий, как говорят медики, в асфикции — Федотов накачал его большими дозами всяких седативов. Он лежал практически без рефлексов… У него уже заваливается язык! То есть он сам может себя задушить (и это, судя по всему, должно было произойти, не приди вовремя нежданные гости. — Авт.). Мы с Леней придали ему положение, которое и положено наркотизированному больному, рефлексы чуть-чуть появились. Мы с Леней анестезиологи, но и реаниматоры тоже, — видим, что дело очень плохо. Но ведь и Федотов — реаниматолог-профессионал! Я даже не знаю, как это назвать — это не просто халатность или безграмотность!..».
Естественно, увидев такую картину — асфикцию у больного и полное бездействие его лечащего врача, приехавшие стали настаивать на немедленной госпитализации Высоцкого. Но Федотов встал на дыбы — категорически отказался это делать. Впрочем, послушаем рассказ все того же С. Щербакова:
«Я однозначно настаивал, чтобы немедленно забрать Высоцкого. И не только потому, что тяжелое состояние, но и потому, что Высоцкому здесь просто нельзя быть. Нельзя!
