Кроме этого, имя Высоцкого вовсю «треплет» французская пресса. Причем делают это издания разных направлений: эмигрантские («Русская мысль»), коммунистические («Юманите», «Франция-СССР»), а также официальные («Экспресс», «Монд»; последняя — аналог советской «Литературной газеты», ее читателями были в основном либеральные интеллигенты). Все это явно было не просто так, а дирижировалось из Москвы и на языке спецслужб называлось «активными мероприятиями». Занимались подобными «активками» две структуры: специальное подразделение в Международном отделе ЦК КПСС и так называемый Отдел (Служба) «А» КГБ СССР. Последний было создано в Первом главном управлении (ПГУ) в 1959 году крупным специалистом по дезинформации Иваном Агаянцем, который (отметим это!) в 1946–1949 возглавлял советскую резидентуру в Париже и хорошо знал французскую специфику. Когда в 1968 году Агаянц скончался, «Службу «Д»» (в Отдел «А» ее переименовали в начале 70-х) по-прежнему продолжали возглавлять специалисты по Западной Европе: либо «французы», либо смежные с ними «англичане».
«Раскрутка» Высоцкого во Франции, судя по всему, преследовала целью еще сильнее пропиарить его имя там, а также в смежных странах, поскольку с этого года предполагалось, что он будет ездить туда гораздо чаще, чем раньше. И вот уже из Франции Высоцкий едет поездом не в Москву, а в Венгрию, где он уже был полгода назад. Предлог для поездки находится быстро: в те дни там же находится Марина Влади, которая продолжает сниматься в венгерско-французском фильме «Их двое» Марты Мессарош, которой, конечно же, совершенно случайно приходит в голову мысль снять в коротеньком эпизодике — всего одна (!) минута экранного времени в финале — и Высоцкого. Эпизод снимали пару часов, а в Венгрии Высоцкий пробыл несколько дней. Именно там происходит эпизод, который стал поворотным в жизни Высоцкого. Вот как это выглядит со слов М. Влади:
«Ровно в пять тридцать поезд подходит к вокзалу… Я вижу тебя в конце платформы — бледного, с двумя огромными чемоданами, которые я не узнаю… У меня очень болит голова, и от твоего отсутствующего вида мне становится совсем грустно. Я на всякий случай тайком принюхиваюсь, но от тебя не пахнет водкой, и я уже ничего не понимаю. Ты смотришь как-то сквозь меня, и в твоих глазах меня пугает какая-то пустота…
Физическая боль после самой жуткой пьянки — это ничто в сравнении с психическими мучениями. Чувство провала, угрызения совести, стыд передо мной исчезают как по волшебству: морфий все стирает из памяти. Во всяком случае, в первый раз ты думал именно так. Ты даже говоришь мне по телефону с мальчишеской гордостью:
— Я больше не пью. Видишь, какой я сильный?
Я еще не знаю цены этой твоей «силы». Несколько месяцев ты будешь обманывать себя. Ты прямо переходишь к морфию, чтобы не поддаться искушению выпить. В течение некоторого времени тебе кажется, что ты нашел магическое решение. Но дозы увеличиваются и, сам того не чувствуя, ты попадаешь в еще более чудовищное рабство…».
Здесь отметим одну странность в поведении мемуаристки. У нее ведь старший сын Игорь был наркоманом — на тот момент его стаж исчислялся почти пятью годами, поэтому она должна была хорошо разбираться в симптомах наркомании. Однако ей даже в голову не пришла мысль, что ее нынешний супруг тоже употребляет наркотики. Почему? Дело в том, что тогда это была только «проба пера» — первые опыты Высоцкого с наркотиками, которые никому, кроме него, еще не известны. До этого он сидел на амфетаминах, которые стимулировали его активность. Затем он решил попробовать более сильное средство — морфий, но тогда это еще делалось эпизодически.
О том, каким образом Высоцкий приобщился к наркотикам, существует сразу несколько версий. Причем все эти версии распространял среди своих друзей и близких… сам Высоцкий. Одна версия принадлежит его юной любовнице (с 1978 года) Оксане Афанасьевой:
«Володя мне как-то рассказывал, что первый раз ему сделали наркотик в Горьком, чтобы снять синдром похмелья. Врач-женщина сказала, что у ее мужа бывают запои, и она легко выводит его из этого состояния одним уколом. Это было в 1977 году. Я точно помню, что Володя сказал, что в 1977 году…».
Другая версия принадлежит Михаилу Шемякину:
«Володя мне говорил, что до последних дней своей жизни будет недобрым словом вспоминать человека, своего друга с «Таганки», который посадил его на иглу. Вроде бы из добрых побуждений, пытаясь помочь ему освободиться от алкогольной зависимости. Он уговорил его сделать небольшой укол. Володе стало лучше, но после укола его потянуло снова на кокаиновое похмелье. И пошло-поехало…».
А вот что заявляет администратор Высоцкого В. Янклович:
«Я много говорил с Володей на эту тему. Он мне сказал: «Вот ты не был на Западе, а там все творческие люди это делают. Это ведь стимулирует творчество. Я же не злоупотребляю, а только для поддержания формы. И мне это помогает»».
Как видим, разброс версий достаточно широк: по Янкловичу, Высоцкий «сел на иглу», чтобы стимулировать свое творчество, то есть сознательно, по Афанасьевой и Шемякину — его к этому приобщили посторонние люди, причем разные. Почему же Высоцкий был заинтересован в таком разбросе версий, причем мы уверены, что ни одна из них не имеет отношения к правде? Может быть, потому, что на самом деле наркотики могли войти в его жизнь с той стороны, о которой никто не должен был догадываться и знать?
Итак, весной 1977 года наркотики хоть и вошли в жизнь Высоцкого, но отнюдь не являются для него проблемой. Зато алкоголь является. И в апреле наш герой попадает в Институт Склифосовского, где тамошние врачи ставят ему неутешительные диагнозы: больная печень, плохо функционирующая почка, отечность мозга. Когда, например, читаешь об этом в дневнике В. Золотухина, то невольно кажется — все, Высоцкому конец, не выживет. Читаем: «Врач сказал, что если выкарабкается, а когда-нибудь еще срыв, он либо умрет, либо останется умственно неполноценным…».
И что же мы видим? Не прошло и месяца после этой записи, как Высоцкий уже свеж, как огурчик, и едет на гастроли, причем не куда-нибудь поближе к Москве, а на Украину, в Донбасс. И там устраивает настоящий марафон — дает несколько десятков концертов в пяти городах. Рекорд гастролей был установлен Высоцким 20 мая, когда он дал сразу шесть (!) концертов; накануне им было дано пять выступлений. Учитывая недавний диагноз врачей о том, что внутри у Высоцкого чуть ли не все органы больные, остается только удивляться, откуда у него брались силы на такой марафон. А может, и не было вовсе никакого страшного диагноза?
Между тем в мае 1977 года в советский прокат выходит очередная французская лента с участием Марины Влади. Это фильм «В сетях мафии» (1975) режиссера Жака Руффио, который во французском прокате носил другое название — «Семь смертей по рецепту». Причем оба названия были близки к сюжету, но советский вариант — более кассовый. Сюжет у фильма был следующий. В провинциальном французском городе частные платные кардиологи под руководством профессора Брезе (Шарль Ванель) терпят убытки от эффективной работы хирурга Пьера Лоссрэ (Мишель Пикколи), работающего по социальным расценкам. Они пытаются переманить его на свою сторону, всё более усиливая психологическое давление после каждого отказа сотрудничать. Анализируя происходящие события, Лоссрэ при помощи местного комиссара полиции Жире (Антонио Феррандис) восстанавливает причины недавней гибели семьи молодого, несколько амбициозного, но талантливого хирурга доктора Берга (Жерар Депардье). Последний узнал, что Брезе — коллаборационист, работавший мэром этого городка при режиме Виши. Однако банда Брезе использовала слабость Берга к карточной игре и публично уличила его в шулерстве. Ежедневным шантажом они довели молодого врача до отчаяния: тот убил свою жену и трёх малолетних детей, после чего застрелился сам. Пьер Лоссрэ безуспешно пытается обнародовать правду, но, не в силах противостоять заговору молчания, убивает себя и жену Мюриэль. Роль последней и исполняла Марина Влади.
