– Тебя Петру подговорил, чтобы ты уверила меня в том, что есть хорошие и плохие? – встаю, упираясь руками в бока, зло смотря на девушку.
– Нет, он, наоборот, старается уберечь вас от познаний вашей участи. Это моя воля, потому что я хочу защитить своего любимого. А вы верный способ это сделать. Если вы обратитесь, благодаря крови нашего господина, или же просто решите помочь всем нам спастись, то и вы останетесь живой. Нет хороших и плохих, есть только правда и ложь. Есть желание жить, – спокойно отвечает она, тоже поднимаясь.
– Я не хочу быть такой как они. Я человек и останусь им до смерти, – уверенно произношу я.
– Даже человеком вы сильны. Сильнее, чем каждая из нас. Не страшитесь этого, госпожа, не бойтесь. Прислушайтесь к своему сердцу, не к разуму, а к сердцу, оно верно подскажет решение. А сейчас мне уже пора. Меня зовут, а вы выпейте молоко. Травы Петру творят чудеса, поверьте мне, они помогут вам уснуть и не думать о плохом. Отдохните, – девушка разворачивается и выходит из спальни.
Triginta sex
Она ушла, а я так и смотрю на дверь. В голове нет мыслей, только тяжесть внутри. Парадокс. Моё тело молодое и сильное, а душа уже изношена и смертельно устала. Анна дала мне достаточно пищи для размышлений. Меня раздражает, что все твердят о моей крови и её ценности. Если это так, почему же Вэлериу просто не убьёт меня и не выкачает всю мою жизнь? Хотя у мамы и Ионы моей крови достаточно. Теперь понятно, все понятно, отчего я так боюсь одного вида алого напитка для вампиров. С детства я чуть ли не каждую неделю приходила в госпиталь к Ионе, где они втыкали в меня иглы. Было больно, помню эту боль и сон, в который меня забирал некто, показывающий прекрасные картинки природы. Но с годами отчего-то это стало реже и совсем забылось. Это очень странно, ведь сейчас я помню буквально каждый поход с мамой, мои крики и слезы. А там. Дома. Не единого воспоминания об этом. Как робот знала, что должна сходить, отворачивалась и ждала, когда закончится. Как такое может быть? Они, как Вэлериу, имели доступ к моему разуму? Тогда отчего не увидели, что это он? Или же… не знаю. Тысяча вариантов и ни одного правильного. Меня обманывали всю мою жизнь, использовали и жаждали убить.
Как же больно и горько от этого. Ужасно, что скучаю по маме. Безумно мне её не хватает. Хочу услышать новую ложь и увериться, что она любит меня. Любит ли? Могут ли, вообще, эти существа любить? Вряд ли. Нет, в них нет любви. Ведь любовь – это свет, яркое пламя из страсти жить и оберегать любимых. А они это растеряли. Возможно, лучше было бы принять те таблетки. Ведь быть канатом, который перетягивают и дёргают, ужасно. Выбрать сторону? Нет. Не буду. Никогда не буду этого делать. Только за себя бороться, чтобы не дать больше использовать, как пищу.
Стираю слезы и поднимаюсь, обходя кровать, и подхожу к столику, где стоит кубок с молоком. Удивительно, но единственный кому я доверяю – Петру. В него можно влюбиться, понимаю Анну и сочувствую ей. Ответного чувства она не услышит. И ревность, которую она мне приписала, просто бред. Я не могу ревновать его к шлюхам. Но это раздражает с безумной силой, что сама поддалась ему и целовала. Мой первый поцелуй, казавшийся там, в зале, прекрасным, стал самым гадким и унизительным.
Мотаю головой, сбрасывая с себя эти мысли, и залпом выпиваю горьковатый напиток. Вытираю рот рукой и подхожу к шкафу, доставая новую прозрачную сорочку, какие носят эти блудницы. Меня хотя бы никто не видит. А ещё халат, но от камина в комнате очень жарко, потому кладу его на меха у ног. Укладываюсь в постель, смотрю на купол собранной ткани надо мной.
Чувствую ли я себя защищённой? Не знаю. Вроде бы никто не трогает, наоборот, старается Петру огородить меня. Но всё же… давит на меня осознание правды. Мой отец. Другой. Хоть я его и не знала, даже не видела, но в груди всё отзывается на слово «папа». С той фотографией не было такого. Знала и всё. А сейчас что? Сейчас так жалко и ведь видела… хотела спасти… не удалось. Он уже мёртв.
Закрываю глаза, повыше натягивая одеяло, и пытаюсь уснуть, но ничего не выходит. Кручусь с бока на бок. Почему не помогают травы Петру? Почему не насылают на меня забытье?
– Аурелия…
Распахиваю глаза и испуганно сажусь на постели. Что такое? Холодный ветерок пробегает по телу, а дыхание моментально нарушается. Кручу головой, осматривая безмолвное пространство вокруг, только в камине огонь потрескивает. Но я ведь слышала, как раньше слышала его голос. Вэлериу.
Показалось, слишком переутомилась. Снова укладываюсь и закрываю глаза, пытаясь унять быстрое сердцебиение.
– Аурелия, кристалл моих слез, иди ко мне, – раздаётся прямо рядом с ухом. Вздрагиваю и распахиваю глаза, ищу источник этого голоса. Никого.
Сон? Это сон? Но когда я успела заснуть? Подскакиваю с постели, натягиваю халат и осматриваюсь.
– Вэлериу? Что происходит? – шепчу я, подходя к двери.
Страх ведёт мной. Ведь раньше звал лишь потому, что ему требовалась помощь, дабы воскреснуть. А сейчас? Что-то случилось, определённо что-то случилось.
Открываю дверь и выглядываю.
– Тут кто-то есть? Вэлериу? Петру? – спрашиваю я тишину. Кусаю губу, не зная, что делать. Если сплю, то зачем зовёт? А если нет? Если не сон и вновь беда. Женщины пришли сюда? Но он говорил, что не решатся на это.
– Аурелия, – раздаётся его голос снизу. Выхожу, быстро сбегая по лестнице, но снова никого. Открываю другую дверь, которая должна быть запертой. Но она поддаётся, и я вхожу в коридор, освещённый свечами по стенам.
Обнимаю себя руками, сильнее кутаясь в халат. Медленные мои шаги идут вразрез с биением сердца. Тишина такая гнетущая и страшная, но продолжаю идти, постоянно оборачиваясь. Достигаю лестницы, осматривая тёмное пространство внизу.
– Да, моя драгоценность, иди ко мне, – шёпот поднимается прямо из этой темноты.
– Что случилось, Вэлериу? – спрашиваю я, спускаясь по лестнице. Но ответа нет, как и его, когда останавливаюсь внизу. По левой стороне загораются свечи, освещая мне коридор, которого не помню. Ведь с Петру шли мы вперёд.
Знаю, что идти надо туда. Зачем? Поворачиваюсь и шумно вздыхаю, направляясь к коридору, ведущему меня вперёд. Как только прохожу, горячие свечи, они позади меня тухнут, словно отрезая путь назад.
Но иду по коридору, передо мной винтовая лестница. Поднимаюсь по ней, снова оказываясь в коротком коридоре, а впереди меня закрытая тёмная дверь. Свечи рядом с ней зажигаются, и она медленно открывается передо мной.
Страшно ли мне? Конечно, безумно страшно, что пальцы холодеют, но продолжаю свой путь, входя куда-то. Но не успеваю разглядеть за тонкими прозрачными тканями, как дверь с грохотом захлопывается. Подскакиваю на месте, закрывая глаза, и прикладываю руку к груди. Это всего лишь дверь.
Открываю глаза. Рукой отодвигаю ткань и замираю, осматривая место, где я оказалась. Повсюду висят прозрачные материи из белой, розовой и бордовой ткани. Они всюду и приходится отодвигать каждую, кручусь, пытаясь найти выход отсюда.
