– Да, там снотворное. Петру попросил для вас навести, он сказал, что вы слишком взволнованы. Если хотите, я могу немного посидеть с вами и рассказать о том… да о чём угодно, – предлагает Анна. Опускаю голову, смотря на милую девушку, так пытающуюся помочь мне. Добрая. Киваю ей.
– Это было бы хорошо, – тихо отвечаю я, указывая рукой ей на кровать. Подхожу к постели и сажусь на неё, девушка делает то же самое.
– Сколько тебе? – спрашиваю её.
– Месяц назад исполнилось восемнадцать, – чётко отвечает она. Приподнимаю брови, изумляюсь этому. Надо же, а внешне я бы дала ей меньше, наверное, из-за её комплекции.
– А им? Твоим подружкам, – ничего не могу поделать, но язвлю.
– Карле скоро девятнадцать, но она у нас самая красивая, поэтому её и выбрали, а Дейле как мне. Тут девушки все до девятнадцати лет. Это крайний возраст.
– Почему? Почему не старше? – хмурюсь я.
– Все дело в крови. Чем старше кровь, тем она бесполезней. Господин обрёл вечную жизнь в девятнадцать, поэтому он не может употреблять иную, как и все его братья. Девочек отбирают только в этот период. Год, когда ты можешь обрести новый статус и жизнь, обогатить себя и подняться в глазах жителей деревни. И обязательное условие – потеря девственности, – от этих слов я приоткрываю рот и мотаю головой, чтобы принять это.
– То есть… хм… как? Неужели ты…
– Ох! Нет, госпожа, – смеётся Анна, – нет, не так, как вы подумали. Мужчины могут брать девственниц, а вот для господина это неприемлемо. К нему надо идти уже обесчещенной. Но при этом не тронутой другим мужчиной. После отбора, нас, избранных, отводят к медсестре, которая лишает нас девственности специальной палочкой. Она похожа на мужской орган. Девственную кровь собирают в пробирку, и мы её преподносим нашему господину, как дань уважения. Но это быстро забывается, остаётся только жажда новых познаний над своим телом.
– Офигеть, – шокировано шепчу я.
– Простите? – недоуменно приподнимает светлые брови девушка.
– Говорю, что это ужасно, – поправляю я себя, понимая, что её может обидеть моё заявление. – Для меня ужасно. Нам всегда говорили, что только муж имеет право на этот подарок. И этот мужчина навсегда становится твоим супругом, разводы у нас запрещены, и не было ни разу ни одного. Да и вдовы не выходят замуж, они целомудренны до смерти. А тут… хм, странно.
– Вас слишком загнали в рамки, госпожа, – улыбается Анна. – Ведь в мире давно нет такого понятия, как чистая девушка для одного. Нет, у некоторых культур, конечно, это ценится. Но у большинства уже стало даже пороком.
– Ну не для меня точно. А тем более с ними, – от отвращения передёргиваю плечами, кривя нос.
– Не делайте поспешных выводов, пока не попробуете, – берет меня за руку, заверяя в своих словах. Но остаюсь я всё равно при своём мнении.
– Скажи, а тут можно где-то взять нормальную одежду? Вы, вообще, ходите практически голые, а другие и подавно не стыдятся этого. А мне бы хотелось чего-то закрытого. И нижнее белье, оно неудобное. Все отдала бы за обычные хлопковые трусики.
– Нет, и нижнее белье у вас очень красивое. Нам не разрешается одевать на себя плотные ткани, как и белье. Наше тело всегда должно быть доступно для господина, – качает головой, а я вытаскиваю свою руку из её.
– То есть Вэлериу в любой момент может… ну, может взять вас? – жмурюсь от своих же слов.
– Верно. Но больше он питается. Шея должна быть открыта, там вены. Поэтому такого рода наряды приемлемы. И мы меняем одежду после ночи, потому что она вся разорвана. Хоть господин и выглядит молодо, но он мужчина с устаревшими повадками. И предпочитает сам снимать одежду, точнее, ногтями разрезает её вместе с кожей…
– Фу, – снова передёргивает, ведь я так ярко вижу такого рода картины, что тошно. Тошно и неприятно от этого.
Заливисто смеётся от моей реакции, а я словно прогнившее молоко выпила.
– А раны, – неожиданно вспоминаю я. – Почему не остаётся ничего? На коже я имею в виду, не одного пореза. Как они это делают?
– Раны не остаются только от тех, кого обратил сам господин. Это возможность не убивать жертв, они мысленно передают нашим телам возможность быстрее заживать. Одним взмахом господин может умертвить человека или же вернуть ему молодость. Это не объяснить, но я видела своими глазами. А вот другие… Петру… он не может. От его ногтей остаются следы, – девушка быстро поднимает платье, ничего не стесняясь, демонстрирует мне тонкий, ещё незаживший порез прямо на внутренней части бедра.
– Так ты и с ним? – взвизгиваю я. – Прикройся ты уже!
– Да, у нас есть привилегии. Кроме господина мы имеем право выбрать ещё одного истинного дитя ночи. Меня сам Петру выбрал, он очень нежен и тут… понимаете, госпожа, если с господином ты горишь без остатка, то в его руках такое спокойствие, такая гармония в душе и хочется плакать от этого. Я, наверное, влюблена в него, раз мыслю так. Но я, даже если сил практически нет в теле, иду к нему, чтобы рассвет встретить в его объятиях. Они невообразимо прекрасные, – отворачивается от меня, и вижу, как одинокая слеза скатывается по её щеке.
– Но он не обратит тебя, и влюбляться… да не должна ты этого делать, – шепчу, вглядываясь в печальное лицо.
– Я знаю, всё знаю, ведь учили нас с детства. Эти слова передаются из поколения в поколение. Но против чувств никуда не сбежать, госпожа, достаточно одного взгляда, и ты пропала. Разум и чувства не состоят в единстве, когда дело касается сердечных дел. Это просто происходит. Без причины. Без слов. Случилось и не убежать от этого, поэтому я отсюда никуда не уйду, пока он тут. И страшно. Вы думаете, одна не понимаете ничего, запутались и боитесь? Нет, госпожа, я тоже боюсь. Все наши люди боятся будущего. Но я боюсь не за себя, а за Петру. Ведь он может умереть, а тогда умру и я, хотя тело будет жить, но душа будет покоиться вместе с ним, пока и меня не убьют.
– Тебя за что? Ведь ты ни при чём! Если кто и виноват, то сама Василика и Вэлериу, – возмущаюсь я. Усмехается на мои слова, бросая на меня косой взгляд.
– Вы ведь не знаете, насколько опасна и сильна Василика, так ведь? – делаю неоднозначный жест рукой на её вопрос. – Она сейчас такая же сильная, как и господин. Они рядом, все рядом с моим поселением. Они знают, где вы и где живёт он. Но не нападают, потому что вы тут. Если они хоть на метр подойдут ближе, то вас убьют. Тогда сила Василики померкнет, как и господина. Вы трое связаны. Вы отдали свою кровь добровольно, чтобы вернуть нашего властителя. Вы отдали ему добровольно свою душу и уже находитесь между ними. Вас не трогают, потому что ваша кровь ценна. Она даст силы, в ваших руках тысячи жизней, как живых, так и мёртвых. А если вы будете на стороне Василики, то вас иссушат и не дадут умереть. Вас будут мучить, господина не убьют, а приведут к вам. Обратят вас его кровью, и вы сами убьёте его. Убьёте всех мужчин этого рода на планете. И будут править женщины. Хотя я сама женщина, но я, как и мои предки, жили спокойно на этой земле, благодаря именно мужчинам. Ни одной смерти от их рук, а вот от женщин Василики миллионы смертей. Никто не безгрешен, госпожа, но чаша грехов на стороне вашей матери и вашего рода. И убьют они всех, кто помогал и был хоть бы мыслями причастен к этой жизни. Так уже было. Чем больше душ они заберут, тем сильнее станут.
