Всем тем, кто покинул нас…
Пусть покоятся с миром…
Наша любовь достигнет их, где бы они ни были…
Душам, что оберегают нас в этом мире…
Unum
Темно. Я едва могу различить, куда ступаю. Сырые стены вокруг. Под моими босыми ногами острые камни и вода, но я зачем-то иду вперёд. Холодно. Кожа покрывается мурашками, обнимаю себя руками. Не знаю, где я и, как попала в этот тоннель. Словно запрограммированная, я следую за чьей-то тенью, мелькающей впереди. Нет желания оглянуться, ощущаю спиной, что за мной наблюдают. Кто?
– Аурелия, я жду тебя, – раздаётся глубокий хриплый голос на необычном языке, заполняющий всё маленькое пространство. Но я понимаю его, буквально каждый звук, хотя разум отрицает такое открытие. Ледяное дыхание дотрагивается до моей яростно бьющейся вены на шее, а сердце бешено бьётся в груди, заполняя шумом голову.
Кричу от страха, и меня вырывает из сна.
Я открываю глаза, хватаясь за грудь, где бешено скачет сердце, и сажусь на постели.
Быстрое дыхание, и капельки холодного пота покрывают моё тело.
– Всего лишь сон, – шепчу, убеждая себя и делая глубокий вздох, пока сердце продолжает испуганно колотиться внутри. Стираю с лица влагу ладонями.
Бросаю взгляд на светящиеся часы на тумбочке и запускаю руку в волосы, падая обратно на постель.
Четыре утра! Четыре чёртовых утра, и мне теперь больше не заснуть. Я боюсь снова погружаться во тьму. Я устала от неё. Надоела эта невозможность отдохнуть без тёмных снов.
Со дня моего восемнадцатилетия кроме голоса в голове, зовущего меня по имени, появились странные сны, терзающие меня каждую ночь. Тридцать пять дней я сплю по три – четыре часа, пока не подскакиваю, как сегодня, от инстинктивного страха, присущего любому живому существу. И всегда одно и то же: тёмный каменный коридор и некто, ведущий меня.
Я поднимаюсь с постели, потому что меня раздражает то, что мне нельзя спать, а подушка такая мягкая, там так тепло и уютно…
Цокнув, подхожу к окну, смотря на тёмную улицу и на погрузившиеся во мрак дома наших соседей.
Хорошо им никакой шизофренией не страдают, в отличие от меня. Даже заняться нечем, уроки все сделаны, а за латынь даже садиться не хочу. Возможно, если прекращу это увлечение, то все потухнет? Ведь этот человек или же не знаю кто, который так ярко врывается в мою голову, произносит слова именно на этом языке. Из-за него я выудила из городской библиотеки книгу, ладно, украла, и теперь затёрла её до дыр.
– Хватит, – мотаю головой и подхватываю со стула толстовку, натягивая на топик.
Я уже привыкла к постоянной мрачной погоде и невозможности позагорать, ведь даже в летние месяцы у нас отметка термометра не поднимается выше восемнадцати градусов. Наш закрытый город под названием Эллиаде, в честь Мирча Элиаде знаменитого писателя и исследователя мифологии, находится в горах рядом с границей Трансильвании. Нашего поселения даже нет на карте Румынии, но мы существуем за высокими стенами и многочисленной охраной. Наш народ имеет свою религиозную культуру и обряды, школы и университет. Мы учимся, работаем, выходим замуж и умираем только тут. Некоторые из нас уезжают за пределы, но они становятся неверными изгнанниками, забытыми для всех, которых более не примут их семьи. Да они и не желают возвращаться в эти стены.
Отчего так происходит? Жители и старейшины нашего города считают, что остальной мир теряет свою культуру и ценности. Забывает предков и не чтит память. Деградирует в животных, ставит на первое место материальные блага. У нас нет бедных и бездомных. Да, есть ранг жителей выше по статусу, но это несколько семей основателей этого города. Цены фиксированы, также в обиходе талоны, которые выдаются семьям для питания каждую неделю. Желать большего запрещено. Мне это, вообще, непозволительно, потому что моя мама – мэр города, и входит в Совет Министров, а наши предки были в числе тех, кто строил этот город и устанавливал законы и правила. Нас немного, но достаточно, чтобы видеть новые лица каждый день. Кафе, рестораны, церковь, светские рауты и приглашённые исполнители классической музыки – размеренная жизнь ещё ни разу не нарушалась. А иногда так хочется чего-то интересного, но это я могу увидеть только в интернете. Конечно, у нас есть современная техника, ноутбуки и телевидение, но многие сайты для нас заблокированы. Никакой порнографии, насилия, – всего, что может повредить разум подрастающего поколения. По телевизору транслируются исторические открытия, национальная музыка, старые классические фильмы, уроки кулинарии. Мобильной связи у нас нет, только обычная стационарная. Но и это не так замечается тут, потому что мы можем увидеться каждое воскресенье в церкви.
Я выхожу из своей спальни, медленно и в темноте двигаюсь на кухню, чтобы занять себя хоть чем-то. Открыв холодильник, равнодушным взглядом осматриваю заполненные полки овощами и захлопываю его, так и не найдя хоть что-то интересное.
– Лия, ты почему не спишь? – позади раздаётся мягкий мамин голос. Я оборачиваюсь, когда она щёлкает выключателем, и небольшая столовая озаряется приглушённым светом.
– Привет, да вот, захотелось воды, – пожимаю плечами, доставая стакан из посудомоечной машины.
– А ты только пришла? – спрашиваю я.
– Да, и уже ухожу, – она тяжело вздыхает и садится на стул.
– Много дел? – набираю воды в стакан и прохожу к столику, опускаясь рядом с ней.
– Мне необходимо уехать в Брашов. Ты остаёшься с Ионой, – говорит мама, а я закатываю глаза.
Да, только совету позволено выезжать за пределы, и, вообще, свободно передвигаться, привозить новинки современного мира, и рассказывать об открытиях, хотя это можно и в интернете найти. Так я заказываю маме всевозможные вещи и книги, которые она с радостью привозит. Ладно, не все, но большинство. Из современного мира мы узнаем о лекарствах, заполняем наши запасы на зиму и продолжаем жить.
– Когда ты её видела? – мама задумчиво постукивает длинными ногтями по столу, и я потираю лоб, дабы припомнить этот день, когда моя бабушка, запрещающая себя так называть, была дома.
– Дня два назад, а может быть, и три, – пожимая плечами, смотрю в голубые глаза матери.
В который раз удивляюсь её идеальной красоте. Ей никак не дашь тридцать шесть лет, максимум двадцать пять. Чёрные, как и у меня, волосы элегантно заколоты. Острые, даже хищные черты лица всегда привлекают наших мужчин. У неё нет отбоя от кавалеров, но она их просто игнорирует, все ещё помня, что сделал отец. Он бросил нас, уехал и стал изгнанным, когда мне не было и года. Раны на её сердце до сих пор не зажили, а я старалась не напоминать об этом. Да и она мэр, образец для подражания.
– Она слишком много работает, – качает мама головой, а я тихо смеюсь, ставя стакан на стол.
