– Топай за мной.
Он повел Гаспара обратно в курилку, где меньше чем за минуту нашел на стене фотографию Эрнесто Сотомайора, позирующего вместе со своей командой и с трофеем – красным тунцом весом больше центнера. Фото было черно-белое, середины 80-х, наверное, но с хорошим разрешением. Гаспар подошел к нему вплотную. За спинами рыбаков чернел борт траулера. Гаспар прищурился и прочел название: «Night Shift».
Его пробила дрожь, глаза увлажнились от наплыва чувств.
– Куда девался траулер, когда Сотомайор отошел от дел? Он все еще в порту?
– Ты шутишь? Знаешь, сколько стоит место в порту?
– Тогда где?
– Как большинство тиббертонских корабликов, его уволокли на распил. Не иначе, отбуксировали на кладбище.
– Это где?
– Кладбище кораблей? В Стейтен-Айленде.
– В Нью-Йорке, что ли?
– Вот-вот.
Гаспара как ветром сдуло. Схватив свой рюкзак, он выбежал из ресторана. Морозный воздух мигом привел его в чувство: лучшего способа отрезвления было не придумать. Он схватил телефон, потом заметил большие приближающиеся фары.
Это была Маделин.
Воскресенье, 25 декабря
22. «Night Shift»
И был вечер, и было утро: день один.
Бытие, 1:5
1
В небе мельтешили, как рой стальных насекомых, серебристые хлопья.
В семь утра Гаспар и Маделин добрались до морского кладбища на Стейтен-Айленде. Они ехали всю ночь и были теперь на грани полного изнеможения. Маделин, чтобы не уснуть, курила сигарету за сигаретой, Гаспар выдул целый термос кофе. Снег повалил уже на последнем километре, укутав дорогу слоем в несколько сантиметров толщиной и сильно замедлив движение. Но даже метель не могла помешать им проникнуть туда, куда они так рвались.
Территория была обнесена забором с колючей проволокой, стоявшие через регулярные промежутки щиты предостерегали об опасности: объект строго охранялся. Но он был слишком велик, чтобы тот, кому очень хотелось там оказаться, не придумал способ добиться своего.
Сильнее всякой колючей проволоки от морского кладбища отпугивало зловоние. Оно било в нос уже на дальних подступах: это были тошнотворные запахи гнилой рыбы и разлагающихся водорослей. От этого отравлявшего атмосферу букета кружилась голова, к горлу подступала тошнота. Только преодолев приступ отвращения, редкий смельчак мог оценить открывавшуюся взору панораму и ее парадоксальную красоту.
Под свинцовым небом раскинулась картина конца света. Дикая, ничейная, заброшенная земля, отданная под несчетные обломки судов. Гнившие в грязи баркасы, остовы кораблей, баржи, многие десятилетия назад увязшие в иле, насквозь проржавевшие сухогрузы, парусники, стукающиеся на ветру мачтами, скелет колесного парохода прямиком с Миссисипи…
На горизонте не наблюдалось ни единой живой души, никаких звуков, кроме криков чаек, круживших над ржавыми скелетами кораблей. Трудно было поверить, что до Манхэттена отсюда всего несколько кабельтов.
Уже почти час Гаспар и Маделин безуспешно искали «Night Shift»: задача осложнялась гигантскими размерами кладбища. Усиливавшийся на глазах снегопад мешал различать корабли, призрачные контуры которых терялись между небом и морем.
В довершение зол далеко не всюду можно было проехать на машине. Не существовало ни обозначенных пирсов, ни бетонированных или хотя бы помеченных подъездов. Местами приходилось трястись по бездорожью, местами грозила опасность увязнуть в грязи – там безопаснее было передвигаться на своих двоих.
Наконец, кое-как преодолев пустырь, на краю которого погружался в ил военный буксир, Маделин углядела нечто необычное: невысокие деревца, торчавшие прямо из воды, еще десяток кустиков по обеим сторонам засыпанной песком тропинки. Все это имело слишком распланированный вид, чтобы не быть рукотворным. Кто же занимался здесь посадками, с какой целью? Маделин занесла ногу, чтобы наступить на веточку. Гаспар быстро нагнулся и подобрал ее.
– Кажется, эта древесина кровоточит, – пробормотал он, указывая на красный сок.
– Будь я проклята! – воскликнула она. – Это же…
– Что?!
– Ольха!
Дерево, плачущее кровью. Дерево, возрождающееся после зимней мертвечины. Дерево жизни, поправшей смерть.
2
Ориентируясь на посадки ольхи, они пробежали сотню метров по узкому дощатому настилу и увидели впереди, у ржавого плавучего дока, высокий узкий силуэт гниющего судна.
«Night Shift» был траулером для кормовой траловой ловли длиной в двадцать с лишним метров. Был когда-то. Теперь он превратился в неподвижную груду металлолома, заросшую ржавчиной, водорослями и тиной.
Маделин, ни секунды не колеблясь, вскарабкалась на мостки и спрыгнула на палубу. Там, горбясь на ветру, она нырнула под кран, залезла на лебедку, оттуда перелезла на капитанский мостик. Гаспар не отставал от нее. Смерзшийся снег превращал палубу в каток. Она была завалена бухтами толстых канатов и кабелей, всюду торчали шкивы, валялись рваные сети, дырявые покрышки.
По скользкой лестнице они добрались до рулевой рубки. Там протекала крыша, пол вздыбился, заплесневевшие стены сочились влагой. Рубка подверглась полнейшему разграблению: штурвал, радары, передатчики и прочие навигационные приборы исчезли, вырванные с корнем. Маделин прислонилась к переборке рядом с издохшим огнетушителем и стала изучать чудом уцелевшую под прозрачным пластиком схему траулера с указанием путей эвакуации в случае пожара.
Из рубки они перешли в кубрик с попадавшими деревянными переборками. Сначала они попали в узкий проход, когда-то бывший камбузом, где пришлось протискиваться мимо старой плиты и холодильника, потом в две бывшие обветшалые каюты, превращенные в одну строительную подсобку. В углу были свалены мешки с цементом, кирка, мастерок и другие предметы, накрытые полиэтиленом. На старой койке, среди битого стекла и крысиных трупов, гнили десятки пустых картонных коробок. Маделин оторвала с одной из них этикетку и показала Гаспару: Lyo&Foods, фирма, торгующая продуктами для выживания…
Впервые они подобрались вплотную к разгадке.
Ориентируясь по схеме, они спустились в бывшее машинное отделение, давно превратившееся в царство крыс и коррозии. Их появление там сопровождалось мерзким шорохом: бесчисленные крысы прятались под трубами, змеившимися по полу. В глубине помещения обнаружилась запертая ржавая дверца. Маделин попросила Гаспара посветить фонарем, а сама попыталась открыть дверцу. Ни ломик, ни гвоздодер не помогли: замок не поддавался.
Они вернулись на палубу и, не отрываясь от схемы, стали искать другой способ попасть в трюм. Безуспешно. Если когда-то существовал еще какой-то люк, он был давно заварен.
Не намереваясь сдаваться, они исследовали каждую щель. Ветер крепчал, Маделин и Гаспар охрипли, перекрикиваясь. Порывы ветра грозили сбросить их с палубы, приходилось хвататься за все, что подворачивалось под руку, чтобы устоять на ногах. Заваливавший палубу снег мешал двигаться. Они торопились, но замерзшие ноги слушались плохо. Вскоре им пришлось отказаться от разговоров и перейти на жесты.
