– Я опаздываю на работу, – сообщила она.
Фоном были типичные нью-йоркские звуки: гул транспорта, шарканье сотен ног, чьи-то голоса, завывание полицейской сирены.
– Сегодня не детский день?
– Рождество завтра, – напомнила ему красавица латиноамериканка.
– Где вы работаете?
– Я управляю магазинчиком Adele Cupcakes на Бликер-стрит. Сегодня один из самых загруженных дней года.
Изабелла сдержала слово: расспросила мужа о посещении их дома Шоном Лоренцом.
– Кажется, Андре есть что вам рассказать. Забегите к нему, но только до десяти утра, потом он повезет детей к моей матери. Не хочу, чтобы из-за вас они задержались!
Гаспару хотелось подробностей, но Изабелла свернула разговор. После этого он обнаружил на экране телефона эсэмэс от Маделин: «Я должна кое-что проверить сама. Встретимся в отеле в полдень. М.».
Сначала он разозлился, но потом сказал себе, что хотел именно ее инициативы. Чтобы поймать мужа Изабеллы, ему нельзя было тратить время зря. Взглянув на часы, он сбегал в душ, причесался и побрызгался туалетной водой Pour un homme 1992 года.
Затем дошел пешком до Франклин-стрит, там спустился в метро и доехал поездом линии 1 до Колумбус-серкл на юго-западе от Сентрал-парка. Там сделал пересадку и через десяток остановок вышел на самой крупной станции метро Гарлема – «125-я стрит», где в 90-е годы «Пиротехники» упорно размалевывали поезда метро. Именно эту станцию выбрала потом Беатрис Муньос, чтобы свести счеты с жизнью.
Еще около четверти часа – и Гаспар очутился на Билберри-стрит. Улица ему нравилась. Скованная холодом, но залитая солнцем, она благоухала идеализированным, ностальгическим Нью-Йорком. Перед домом номер двенадцать – адрес Изабеллы – садовник подрезал уличный каштан. На тротуаре сиротливо мерзли срезанные ветки.
– Заходите, будьте как дома, – пригласил Гаспара Андре Ланглуа, открывая ему дверь.
Трое детей, с которыми он познакомился накануне, сидели за тем же семейным столом. Только в этот раз они поглощали обильный завтрак: гранола, сливки, ананас, желтые киви. Все это сопровождалось смехом, весельем, атмосферой семейного тепла на фоне «Вальса цветов» из «Щелкунчика». В семье Ланглуа делалось все для приобщения детей к культуре.
– Вот, значит, как: я горбачусь на работе, а моя жена тем временем потчует вас гоголь-моголем! – пошутил Андре, наливая гостю кофе.
Он был моложе жены, накачанный, как культурист, с наголо бритым черепом, смуглый, сверкал ослепительными зубами и моментально внушал симпатию. На нем были спортивные штаны и футболка с эмблемой президентской кампании Тэда Копленда.
Гаспар вкратце повторил то, что рассказал накануне Изабелле, и назвался писателем, работающим над биографией Шона Лоренца и пытающимся разобраться со странными обстоятельствами гибели его сына.
Внимательно его слушая, Андре чистил апельсин для своего младшего, восседавшего на высоком детском стуле.
– Я виделся с Лоренцом один-единственный раз. Полагаю, вам это уже известно.
Гаспар не стал его перебивать, а просто кивнул.
– Честно говоря, я слышал о нем раньше, от жены. Я знал, что задолго до нашего брака у них был роман, поэтому принял его немного настороженно.
– Но стоило вам его увидеть – и настороженность сняло как рукой…
Ланглуа не спорил.
– Я пожалел его, когда он заговорил о сыне. Он был совершенно убит, можно сказать, на последнем издыхании, со взглядом безумца… Больше смахивал на бездомного, чем на неотразимого донжуана.
Андре сунул сынишке несколько долек апельсина и дал старшим наставления, начиная от чистки зубов и кончая приготовлениями походного ланча, с которым им надлежало прибыть к бабушке.
– Сперва я мало что понял из рассказа Шона о его дружбе с кузеном Адриано, но Изабелла позволила ему порыться в доме. – Андре начал убирать со стола, и Гаспар машинально стал ему помогать, составляя в раковину грязную посуду. – У меня не возникло возражений, – продолжил Андре Ланглуа. – Это ведь наследство жены. Вступление в права наследования, оказалось, заняло больше времени, чем мы думали. Я посоветовал Изабелле увести детей и остался сторожить Лоренца.
– По ее словам, он унес какие-то документы.
Как и накануне, Гаспар готовился узнать что-то важное, но Ланглуа быстро перечеркнул его надежды.
– Да, унес. – Он вытянул из хромированного бака набитый мусором пакет. – Но что именно, я вам сказать не сумею. В комнате Адриано было полно папок и бумаг.
Он завязал на пакете лямки и открыл дверь, чтобы отнести пакет в мусорный контейнер.
– Но Шон Лоренц унес отсюда не только это, – продолжил он, спускаясь с крыльца.
Гаспар поспешил за ним следом.
– Он попросил разрешения осмотреть машину Адриано «Додж Чарджер», простоявшую за домом больше года. – И он указал кивком на перпендикулярную улице дорожку через сад. – Я продал ее этим летом. Классная была тачка, жаль, после смерти кузена никто ею не занимался. Шон застал ее с разрядившимся аккумулятором. Он облазил весь «Додж». Кажется, он сам не знал, чего ищет. Потом, как по внезапному наитию, отправился в магазин на 131-й стрит и через пять минут вернулся с рулоном мусорных пакетов. Открыл багажник «Доджа». Вынул оттуда коврик и запихал в пакет. После этого ушел, не сказав мне больше ни слова.
– Папа, папа! Сидни меня бьет!
Один из мальчишек кубарем выкатился из дома и бросился на руки к отцу.
– Вы отпустили Шона, ни о чем его не спросив? – удивился Гаспар.
– Ему было трудно помешать, – объяснил Андре, успокаивая сынишку. – Лоренц был как одержимый. Можно было подумать, что он – обитатель другой планеты на расстоянии многих световых лет от нашей. Вся его боль отпечаталась у него на лице.
Мальчишка уже забыл про слезы и рвался обратно к брату. Андре взъерошил ему волосы.
– Утрата ребенка – совершенно невообразимое горе. Никому такого не пожелаю, – пробормотал он, как будто обращаясь к самому себе.
3
Доминику Ву самое место было бы в фильме Вонга Карвая
[78].
Агент ФБР был безупречным денди, всегда щеголял в безукоризненно скроенных костюмах, никогда не забывал о модном галстуке и шелковом платке в нагрудном кармашке. Этим утром он, пряча глаза за солнечными очками, предстал на фоне зубчатой стены небоскребов, как будто специально посиневших и позаботившихся о стальном отблеске, чтобы соответствовать его кашемировому макинтошу.
– Спасибо, что пришел, Доминик.
– У меня в обрез времени, Маделин. Ганс и девочки ждут меня в машине. Сегодня даже песок в детском саду твердый, как камень.
