Под утро в каком-то больном полусне Лионелле приснилась зеленоглазая русалка. Она сидела на камне, смотрела на воду и расчесывала гребнем длинные волосы. Взмахнув хвостом, русалка дробно постучала им по воде и проговорила вежливым голосом:
– Просыпайтесь, поезд прибыл в Санкт-Петербург.
Первым, кого встретила Лионелла, ступив на питерскую землю, был Петр Терсков. На этот раз он был любезен:
– Вас подвезти?
– Спасибо, – сдержанно проговорила она. – Меня уже встречают.
Чуть поодаль ее поджидали водитель и носильщик с груженной ее багажом тележкой.
Эта встреча была не единственной – среди прибывших «Гранд Экспрессом» Лионелла заметила сразу несколько участников игры. Самой неожиданной была встреча с Мишелем Петуховым. Завидев ее, он поспешил объясниться:
– Не мог проигнорировать. Игра посвящена Катерине.
– Я понимаю, – проговорила она и отчего-то расстроилась. Все самые мрачные ожидания воплощались в действительность: ей предстояло участвовать в игре-панихиде, что нисколько не отличалось от визита на кладбище.
В здании вокзала к ней подошли две старушки:
– Лионелла Баландовская! Мы ваши поклонницы.
– Как приятно, что вы узнали меня… – Она изобразила на лице одну из своих улыбок, подумав, что и эти жалкие минуты былой славы скоро закончатся. Еще пара лет – и старые динозавры вымрут, а новый зритель ее не знает.
В машине пессимизм Лионеллы достиг полного апогея. Она подумала, не вернуться ли ей обратно в Москву. Внутри укоренилось предчувствие, что ничем хорошим путешествие не закончится. Затем последовала мигрень: у нее утяжелился затылок и виски стиснуло болезненным обручем.
«Могло быть хуже, да некуда», – думала Лионелла, заселяясь в гостиницу. Она поднялась на этаж, вышла из лифтовой кабины, и в тот же момент какая-то неведомая сила отбросила ее назад, к лифту.
Навстречу, по ковровой дорожке коридора, шагал Кира Ольшанский. Увидев ее, он поздоровался и как ни в чем не бывало прошел мимо. Лионелла оглянулась и посмотрела назад. Но его уже не было.
Кабина лифта заскользила вниз на первый этаж.
Глава 25
1936 год Киностудия «MGM», Калвер-Сити, США
Режиссер назначил пересъемку испорченного дубля на послеобеденное время, после чего все разошлись. От съемочной площадки до своего бунгало Грета Гарбо вела Ольшанского за руку.
– Как ты сюда попал?
– Зайцем.
– Как? – Она остановилась и удивленно взглянула на Ефима. – Зайцем?
Он объяснил:
– Это значит – без пропуска.
– Ты не американец и не англичанин, – кивнула Гарбо и повела его дальше.
– Я – русский.
– Правильно говорить: «to crash the gate»
[6].
– Спасибо, – сказал Ольшанский.
– Мне тоже пришлось учить английский язык, но я в этом преуспела намного больше тебя. И у меня почти нет акцента.
Они подошли к бунгало. Их встретила в дверях все та же сухопарая женщина с перманентом.
– Приготовить вам ванну, мисс Гарбо?
– Нет, не надо. – Она приподняла широкую юбку бального платья и, преобразовав ее в эллипс, впихнула в узкую дверь. – Принеси джентльмену выпить, потом поможешь мне снять это платье.
Поднявшись вслед за ней на пару ступеней, Ольшанский оказался в маленькой белой комнате с зеркальными шкафами.
Гарбо скрылась за дверью. Вручив ему стакан со спиртным, туда же ушла костюмерша.
Ефим прикрыл глаза и сделал глоток из бокала. Пришло время осознать, что он сейчас находится в гримерке Греты Гарбо. Для того чтобы ощутить реальность момента, впору было себя ущипнуть. Прислушиваясь к звукам за дверью, Ольшанский представлял себе, как падают на пол туфли с ее божественных ног, как расшнуровывает корсет ее костюмерша… От этих фантазий голова пошла кругом, он выпил виски и приложил стакан со льдом к воспаленному лбу.
– Прошу вас, – из смежной комнаты вышла костюмерша и замерла у распахнутой двери. Как только он вошел, дверь за ним беззвучно закрылась.
Завернутая в белоснежный махровый халат, Грета Гарбо царственно лежала на диване с бокалом виски. Она указала на стул:
– Садись.
Он сел.
– Как тебя зовут?
Едва ворочая языком, он прошептал:
– Ефим…
– Фил?
– Е-фим, – чуть громче произнес Ольшанский.
Она повторила:
– Эфим…
– Простите меня, пожалуйста.
– За что? – кажется, она удивилась.
– За то, что сорвал этот дубль.
Гарбо закинула голову назад и хрипло рассмеялась.
– Да я просто благодарна тебе за это, – проговорила она.
– Вот как? – теперь удивился он. – Почему же?
– Не тот угол съемки. Ни одного крупного плана. Зритель ходит в кино не для того, чтобы любоваться средними планами со спины. Что в них толку? С таким же успехом режиссер может снять вместо меня дублершу.
– Вам нужно сказать об этом, – несмело начал Ольшанский.
– Кому? – Глядя ему в глаза, Грета Гарбо медленно поднесла бокал ко рту и сделала долгий глоток.
– Режиссеру.
– Мне за это не платят. Впрочем, во всем Голливуде нет ни одного режиссера, на которого можно во всем положиться.
Ее прямолинейность обескуражила Ефима Ольшанского, однако он был далек от разочарования.
– Я видел все ваши фильмы.
– И как?
– Вы – удивительная.
– Злые люди говорят, что я задавака, что я «оголливудилась» и презираю остальную киношную братию. Но это неправда. Единственная причина, почему я предпочитаю уединение, заключается в том, что мне необходимо восстанавливать силы после напряженной работы. Иначе я не смогу больше сниматься. Моим друзьям известно, что я лучше почитаю интересную книгу, чем впустую потрачу время на вечеринке. Я всегда стремлюсь к внутренней гармонии. – Гарбо взглянула на стакан и выпила виски. – Знаете, ведь и у звезд бывают проблемы, пусть даже не материальные. Но разве у нас, как и у всех, нет души?
– Вы – мистическая. Вы – неземная женщина.
– Не нужно мне льстить. Вы же не хотите, чтобы вся прелесть нашей случайной встречи пошла насмарку?
Ефим замотал головой:
– Нет! Не хочу.
– К сожалению, я не совсем здорова…
– Что с вами?
– Легкая простуда. Эти съемки совсем меня вымотали. Знаете, сколько весит платье, в котором я сегодня снималась?
