Но она приняла решение. В тот день она ушла от него на пристани, и теперь ей не оставалось ничего иного, кроме как изображать из себя шпионку, изо всех сил стараясь не наткнуться на него в городе.
Потому что, если уж совсем откровенно, она не была уверена, что найдет в себе силы уйти от него во второй раз.
Поэтому сегодня, как обычно, Элли остановилась на пороге «Радостных мыслей» и посмотрела сначала налево, потом направо, прежде чем выйти на улицу. Прошло всего три недели с тех пор, как они наскребли денег, чтобы починить кондиционер дома, а сегодня, в самый разгар летней жары, как назло, сломался и кондиционер в магазине. Затарахтел и со скрипом остановился. После того как все утро они попеременно то обмахивались всем, что попадалось под руку, то барабанили по ржавой металлической бандуре в надежде ее оживить, мама в конце концов отправила Элли за холодным чаем для них обеих.
В скверике кто-то установил поливалку, и по лужайке носились под струями воды несколько ребятишек в мешковатых купальных костюмах. Кроме них, выйти на улицу больше почти никто не отваживался, все пережидали палящий зной в помещениях. И все равно Элли с опаской косилась по сторонам, точно злоумышленница, пока шла через сквер, украдкой поглядывая на магазинчики на противоположной стороне.
Единственная в Хенли кулинария появилась год назад на месте городской достопримечательности, небольшой лавки под названием «Марвз», в которой продавалась всякая всячина, сколько все вокруг себя помнили. Как дань традиции, ее назвали «На месте Марвз». Это название практически немедленно начали сокращать до все того же «Марвз». Едва переступив порог, Элли очутилась в царстве блаженной прохлады и ощутила, как разжимаются удушающие тиски зноя. Щеки ее по-прежнему пылали от жары, а майка липла к телу, но ей немедленно полегчало. Она словно очутилась в холодильнике.
К прилавку стояла очередь, и Элли не стала проходить в зальчик, наслаждаясь возможностью подставить разгоряченное лицо струям холодного воздуха из кондиционера. На низеньком столике рядом с окном лежали свежие газеты; Элли взяла местную и принялась рассеянно ее перелистывать.
– Чего тебе, детка? – спросила ее Мег, хозяйка, подойдя к дальнему концу прилавка с блокнотом в одной руке и карандашом в другой.
– Не беспокойтесь. – Элли помахала газетным листом. В соответствии с неписаным правилом местных обслуживали здесь в первую очередь, но она не спешила возвратиться в «Радостные мысли», где сегодня было жарко как в печке. – Я могу подождать.
Мег пожала плечами.
– Ты вся раскраснелась, – сказала она. – Может, принести тебе пока хотя бы лимонада, или чая со льдом, или еще чего-нибудь?
– Вообще-то, я именно за этим и пришла, – призналась Элли. – Мне два чая со льдом, пожалуйста.
Мег шутливо отдала ей честь и двинулась обратно, а Элли вновь уткнулась в газету. По чистой случайности ей попался раздел недвижимости, и она проглядывала статью о том, как размыв береговой линии на одном из барьерных островов повлиял на цены на огромные тамошние дома, когда краем глаза заметила в узкой колонке в самом низу страницы знакомое имя:
«В преддверии долгожданного отдыха в наступающие праздничные дни сенатор Пол Уитмен сообщил журналистам, что намерен на несколько дней забыть о работе.
„Мы будем праздновать день рождения Соединенных Штатов, – сказал он. – Едва ли можно найти более веский повод для того, чтобы сделать перерыв в работе и насладиться отдыхом в кругу семьи“.
Политик, которого многие считают одним из наиболее вероятных кандидатов на пост следующего президента США, проведет четыре дня в живописном городке Кеннебанкпорт (штат Мэн), который знаменит тем, что там находится летняя резиденция бывшего президента Джорджа Буша-старшего.
Возможно, Уитмен, в настоящее время представляющий в сенате штат Делавэр, намерен пойти по стопам сорок первого президента Соединенных Штатов?
„Поживем – увидим, – пошутил сенатор. – Но в эти выходные – никакой политики. Я собираюсь кататься с сыновьями на лодке, рыбачить и отдыхать“».
Элли опустила газету и часто заморгала.
Кеннебанкпорт находился меньше чем в часе езды от них, и именно от этой близости у нее затряслись руки. Разумеется, она всегда знала, что он где-то есть, ее отец, но всегда думала о нем как о чем-то абстрактном, как думаешь о какой-то далекой планете, постоянно находящейся в движении, постоянно кружащей по своей орбите где-то там, в вышине, но никогда не приближающейся к тебе настолько, чтобы иметь какую-то важность. Всю свою жизнь она ловила упоминания о нем в выпусках новостей, следила за его речами и предвыборными кампаниями, за его семейными вылазками на природу, за его торжественными ужинами и акциями по сбору средств, но знала о его жизни не больше, чем все остальные американцы.
В каком-то смысле он был полной противоположностью Грэму. По логике вещей он был человеком, которого Элли должна была знать лучше, чем кто-либо иной, человеком, который должен был быть для нее кем-то неизмеримо бо́льшим, нежели просто имя в газетах, тогда как в случае с Грэмом Ларкином у нее не было ни одной мыслимой причины знать его лучше, чем десятки людей, которые каждый день стекались к съемочной площадке в надежде заполучить его автограф.
Над дверью звякнул колокольчик, возвещая о появлении нового посетителя. Элли подняла голову – и ахнула от неожиданности. Точно уловив ее мысли на расстоянии, он необъяснимым образом материализовался по ту сторону стеклянной двери, одетый в синюю футболку цвета его глаз, которые сейчас были скрыты за темными очками.
Она настолько не ожидала увидеть его здесь, что безотчетно отступила назад и немедленно врезалась в стойку с жевательной резинкой и конфетами. Громоздкая конструкция пошатнулась, медленно, точно в дурном сне, стала заваливаться набок и с грохотом полетела на пол. От удара один из ящиков распахнулся, и зеленые мятные леденцы разлетелись во все стороны, точно стеклянные шарики.
Все, кто находился в зале, обернулись на грохот. Грэм до конца открыл дверь и поверх темных очков воззрился на разгром. Элли, совершенно ошеломленная, точно приросла к полу, а к ней между тем из-за прилавка уже спешила Мег со шваброй.
– Ничего страшного, ничего страшного, – повторяла она. В наступившей тишине ее слова казались до странности громкими. – Я все равно давно собиралась передвинуть эту стойку.
Протиснувшись мимо Грэма и ничем не выказав, что его лицо ей знакомо, она принялась ликвидировать разгром. Элли по-прежнему стояла столбом посреди разноцветных россыпей на полу. Ей было мучительно стыдно за свою пропотевшую майку и стянутые в небрежный хвост волосы, за тот факт, что все утро она провела, потея в душном магазине в обществе гигантского плюшевого омара. Потом она вспомнила, что до сих пор судорожно сжимает в руке газету, и свернула ее в трубку, не зная, что сказать. Оставалось только глупо разглядывать кафельные плитки под ногами.
Грэм прикрыл за собой дверь и, ни слова не говоря, присел на корточки рядом с Мег и принялся двумя руками сгребать леденцы в кучки. Остальные покупатели, по всей видимости ошарашенные не меньше Элли, во все глаза смотрели на него. Ее взгляд был прикован к его широкой спине, той самой спине, которая мелькала перед ней во время их прогулки по пляжу в тот день, и сердце готово было выскочить у нее из груди. Несмотря на то что она стояла прямо под кондиционером, ее вдруг снова бросило в пот. Глаза защипало, лицу стало жарко. Может, у нее тепловой удар?
