Прохор нерешительно потянулся к чашке с соком, встретил оценивающий взгляд друга, оставил попытку.
— Я ни разу не выходил…
— Это понятно. Да или нет?
— Не знаю.
— Давайте попробуем, — с несвойственной ей робостью проговорила Устинья. — Доделаем эргион, настроимся… Они же ждут.
— Я собрал эргион. — Прохор сходил в спальню, вынес красивый многогранник, в котором, как в матрёшке, скрывались ещё несколько многогранников.
Саблин и Устинья с любопытством принялись его рассматривать.
Прохор снова потянулся к чашке с соком, сделал несколько глотков. Устинья посмотрела на него умоляюще, и он пробормотал:
— Если учитывать все обстоятельства…
— Не жуй опилки! — негромко произнёс Саблин, отставляя эргион.
Прохор дёрнулся, как от удара.
— Знаешь что?!
— Знаю. Время не ждёт. Если ты не пойдёшь в Бездны, пойду я, только подскажи, как это делается.
Прохор с трудом проглотил обидную отповедь, вспомнив точно такой же упрёк Прохора-11. Сказал нехотя:
— Существует алгоритм… «братец» мне рассказывал… Мне нужно попробовать самому. Сяду в спокойной обстановке…
— Я же сказал: время не ждёт. Нам всем надо научиться выходить в миры «матрёшки». Можем начать с меня.
— Нет уж, — приобрёл необходимый заряд уверенности Прохор, — не пори горячку! Я уже ходил там, пусть и с проводником, мне будет легче.
— Мой Саблин обещал вернуться через час, прошло сорок минут, у нас в запасе всего двадцать, успеешь?
— Откуда я знаю? Кого-то навещу, буду спрашивать… переполошу, наверно, всех «родичей».
— А вот этого делать не следует, наверняка есть способ держать своё сознание под контролем и выходить инкогнито. Одиннадцатый тебе не говорил?
— Говорил… хотя я не уверен, что смогу… — Прохор наткнулся на взгляд Устиньи, в котором смешались льдинки жалости и ожидания со звёздочками любви и надежды, выпрямился, добавил с кривой улыбкой: — Буду пробовать. Кстати, я в твоё отсутствие звонил знакомому, в Москву, вместе учились, так вот, он знает Дмитрия Дмитриевича Бурлюка, ректора Московского государственного педуниверситета, доктора наук. Математика, между прочим. Если твой Саблин вернётся до моего возвращения, скажи ему об этом.
— Скажу.
Устинья села рядом с Прохором, взяла его за руку.
Он вопросительно посмотрел на неё, потом понял, поцеловал её пальцы.
— Не бойся, я ведь на самом деле никуда не ухожу.
— Я не боюсь, — ответила девушка ободряюще.
Саблин подумал, что тело без сознания человеком не является, что можно легко затеряться в соседних измерениях и навсегда там остаться (что, наверно, произошло и с Прохором-11), но вслух говорить этого не стал.
— Налить ещё соку?
— Не надо. — Прохор устроился на диване, откинул голову на спинку, взял в руки многогранник эргиона. — Лиха беда начало!
— Удачи! — тихо сказала Устинья.
Он закрыл глаза.
Саблин и Устинья затаили дыхание.
Какое-то время Прохор дышал быстро, шевелился, меняя позу, открыл и закрыл глаза, потом начал расслабляться, успокаиваться, дыхание его стало медленным, глубоким, лицо разгладилось. А спустя ещё минуту лицо математика стало неподвижным, пустым: он нырнул в неведомые дали, уходящие в бесконечность и одновременно пересекающие одну и ту же точку пространства бессчётное количество раз.
— Он уже… там? — еле слышно спросила Устя.
— Там, — негромко отозвался Саблин.
Секунды ожидания поползли, как улитка, неспешно складываясь в череду минут. Прохор открыл глаза на исходе пятой.
— Ой, вернулся! — воскликнула девушка, хватая его за руку.
Саблин опустился перед ним на корточки:
— Ты в порядке?
— Пить хочу. — Прохор облизнул губы.
Устинья подхватилась с дивана, упорхнула на кухню, принесла чашку сока.
Прохор выцедил её всю, словно сутки провёл в пустыне без глотка воды.
Они молча смотрели, как он пьёт.
Прохор вернул чашку:
— Спасибо.
Устинья села рядом, прижав чашку к груди, не спуская с него счастливо-тревожных глаз.
— Я опять пойду, — сказал новоиспечённый путешественник по числомирам. — Отдохну только.
— Где был? — спросил Саблин, усаживаясь на стул.
— Сначала меня вышвырнули откуда-то.
— Как это — вышвырнули? — удивилась Устинья.
— Хорошо, что «братец» предупреждал меня об этом. Подозреваю, что я направился не в ту сторону, надо было опускаться, идти через третий числомир в четвёртый и дальше, а я пошёл в первый. Оттуда меня и спустили как незваного гостя с лестницы, я ничего не успел сообразить. Потом выплыл в голове третьего Прохора.
— Точно третьего?
— Я делал всё, как советовал одиннадцатый: сделал шаг, высунулся, посмотрел.
— Ну и кто там твой «родич»?
— Врач.
— Врач? — присвистнул Саблин. — Вот уж никогда бы не подумал, что ты можешь стать врачом.
— О чём вы? — испуганно спросила Устинья, переводя взгляд с одного на другого.
— В разных числомирах у Прохоров Смирновых разные судьбы, — пояснил Саблин. — Математиком он стал только в трёх превалитетах, в остальных он то судья, то инженер, то путешественник, а в третьем оказался врачом. Он тебя почувствовал?
— Не знаю, я старался вести себя тише воды, ниже травы. Послушал, о чём он беседует с пациентом, попробовал открыть базу данных памяти.
— Получилось?
— Кое-что успел прочитать, но он стал прислушиваться к себе, и я не рискнул продолжать, сбежал.
— То есть ты ничего не узнал?
— Мой «родич» у третьего в гостях не появлялся, это я понял железно. Так что придётся идти дальше.
Саблин посмотрел на Устинью:
— Пусть идёт, другого пути у нас нет.
— А если с ним что-нибудь случится? — возразила девушка.
— Что со мной может случиться? — отмахнулся Прохор. — Я же путешествую не в своём физическом облике? Почую опасность, сразу сбегу.
«Если успеешь» — подумал Саблин, хотя опять-таки вслух свои опасения высказывать не решился, чтобы не пугать Устю. Он действительно не видел альтернативы предпринятым мерам. О судьбе «застрявшей» в иных измерениях «ментальной матрицы» Прохора-11 можно было узнать только от других Прохоров.
— Поехали. — Прохор поворочался на диване, принимая нужную позу, закрыл глаза.