«Куда я… попал?»
«Не выберешься теперь, болван! — со злобной радостью сообщил обладатель яростного голоса. — Будешь сидеть здесь до скончания века!»
«Где я?»
«В Узилище, друг мой, — печально сказал Прохор из тысяча сто одиннадцатого числомира, — в Узилище».
«Где?!»
«В принципе, это голова одного из нас — Прохора-три девятки, но одновременно это и Узилище. Тюрьма. Всю эту свору путешественников по числомирам загнали сюда Охотники, мозг трёхдевяточного Прохора лишь послужил вместилищем всех волновых пси-структур, способных перемещаться по уровням «матрёшки». Надеюсь, ты понимаешь, о чём идёт речь. Тебя тоже достали Охотники?»
«Нет… я сам… пришёл…»
«Болван чугунный! Он сам пришёл! — заорал тот же яростный голос. — Сдохнуть можно! И что ты тут хотел найти? Золото?!»
«Не слушай его, он в отчаянии, — раздался другой голос, помоложе и потвёрже. — Я Прохор-77. Неужели тебе не сообщили об Узилище? Или хотя бы об опасности числоформодайвинга?»
«Намекали… я не понял».
«А когда понял, было поздно?»
«Теперь он с нами! — раздалось рыдание. — Чего с ним разговаривать? Мы никогда не выйдем отсюда!»
Ответом невидимому пленнику Узилища, каким теперь стал и Прохор, была тишина.
Перенос ответственности
Визит Саблина из одиннадцатого числомира застал Данияра врасплох. Чтобы не смущать Евгения, пришлось выйти из кабинета, оставив компаньона разбираться с претензиями налоговых служб, и разговаривать с «родичем» в туалете. Закончив короткий мысленный контакт «с самим собой», Саблин понял, что его предположения подтверждают истину: ситуация начала меняться в худшую сторону, и надо было срочно готовиться к грядущим невзгодам.
По пути в кабинет он позвонил Прохору и попросил ускорить сборку эргиона.
— Я только этим и занимаюсь, — огрызнулся математик, хотя голос у него был сонный; скорее всего он спал. — Что за спешка?
— Обстоятельства изменились, — неласково сказал Саблин, не желая по телефону распространяться о визите Саблина-11. — При встрече расскажу. Собирай модуль, он скоро понадобится.
После этого Данияр позвонил Устинье.
— Ты занята?
— Поселяю группу из Африки, освобожусь к вечеру.
— Надо встретиться.
— Что-нибудь с Прошей? — встревожилась девушка.
— Всё нормально, просто есть нужда кое-что обсудить.
— Подъезжай к шести.
— Хорошо, подъеду — позвоню.
Он вернулся в кабинет, где Евгений беседовал с новыми посетителями, желавшими устроить на территории клуба некий бизнес, и честно возился с документами делегаций Кореи и Китая. Договорился встретиться с Лерой после восьми часов вечера. Потом поспешил на улицу Энгельса, где располагалась туристическая контора Устиньи.
Девушка выбежала через минуту, воздушная, лёгкая, гибкая, красивая. Глядя на неё, трудно было представить, что эта хрупкая девчонка способна прыгать со скал и дать фору спортсменам-мужчинам.
Сев рядом в машину Саблина, она чмокнула его в щёку.
— Что ты хотел обсудить?
— Посидим в кафе?
— Не хочу, поехали ко мне. Я пообещала Проше привезти домашнюю выпечку.
Саблин завёл двигатель, машина покатила к перекрёстку.
— Нам с Прохором придётся уехать.
Глаза Усти по обыкновению стали большими и тревожными.
— Опять? Ему грозит… опасность?
Саблин усмехнулся. Устя думала лишь о своём любимом, словно опасность угрожала только ему.
— Я и хочу увезти его подальше отсюда, чтобы ему не грозила опасность.
— Надолго?
— На месяц-два.
— Ох, как долго! — огорчилась девушка.
— Можешь присоединиться.
— А жить мы на что будем? Я хоть и чемпионка мира, но больших премий за это не получаю.
— Разве спонсоры вам ничего не платят?
— Платят, но копейки. Я получу десять тысяч долларов, да и то не сразу, а через месяц, когда выплатит федерация.
— Ничего, выкрутимся, да и я заработаю… если выиграю турнир. В отличие от вас за победу нам платят покруче.
— Всё равно это плохо, меня не поймут на работе, если я попрошу два месяца отпуска.
Саблин, поворачивая на проспект, искоса посмотрел на спутницу, и Устя поспешно добавила:
— Но если нужно, я, конечно, поеду. Вы уже наметили куда?
— Об этом я и хотел поговорить.
Машина свернула на улицу Пожарскую, остановилась напротив пятиэтажного дома, покрашенного в весёленький жёлтый цвет.
Устинья с мамой жила на втором этаже, в небольшой двухкомнатной квартире. Мама девушки, Вероника Сергеевна, работала в больнице и в настоящий момент отсутствовала.
Устинья провела гостя в дом, скрылась в ванной и вышла посвежевшая, в халатике.
— Чай или кофе?
— Чего-нибудь холодного.
— Кефир подойдёт?
— Тащи.
Она скрылась на кухне, а Саблин прошёлся по гостиной, оглядывая хорошо знакомую обстановку. Семья Бояриновых жила скромно, однако умело поддерживала уют, и он мимолётно подумал, что Устя будет хорошей женой.
Сели у открытого окна, из которого через кисейную занавеску в квартиру влетал ветерок, неся запахи близкого лесного массива — Вспольевский парк был рядом — и, к сожалению, бензиновых выхлопов с улицы.
Данияр допил кефир, крякнул.
— Кисленький, холодненький… Короче, прежде чем говорить с Прохором, хочу найти вариант такого убежища, которое обеспечило бы ему если не комфорт, то хотя бы уютную жизнь. И ты мне поможешь.
— Каким образом?
— На тебя ляжет вся забота о нас обоих. Не будешь возражать? Мне хочется, чтобы ты выбрала уголок по душе. Если только тебе не будет в тягость вся хозяйственная рутина.
— Какая тягость? — грустно улыбнулась Устинья. — Мне с ним везде хорошо. А он…
— Что он?
— Прилетели из Норвегии, и снова как чужой. Думает о чём-то, от компьютера не отходит.
— Его можно понять, потерпи. Я знаю, что он изменится.
— Вряд ли.
— Жизнь заставит, да и любит он тебя, хотя и не знает ещё об этом.
— Умеешь ты поднимать настроение, — фыркнула Устя. — Как настоящий психолог. Только меня не надо ни жалеть, ни успокаивать. Куда вы намереваетесь полететь?
— Я выбрал четыре неплохих варианта. Первый — в Италию, в ущелье Фрасасси. Там ещё в 70-х годах прошлого века найдены пещеры, настоящий лабиринт, куда водят экскурсии. Под Анконой вырос самый настоящий город любителей спелеологии, где легко затеряться.
