Тогда же арестовали ее отца. Отец заболел в тюрьме, но в это время пал Ежов, и наступила эпоха первой реабилитации. Первой реабилитации невинных. Люди начали возвращаться. Арест отца признали ошибкой и привезли его умирать. Асе разрешили за ним ухаживать. Отец умер во время операции. Через год, после очередной ненужной встречи с М., Ася забеременела. Это было особенно гадко, потому что она не чувствовала никакой любви к М. Аборт ей делали в той же самой блестящей клинике, где умер ее отец. И чтобы не осталось никаких сомнений в роке: операцию сделали на том же столе, где под ножом умер ее отец.
Так проходили годы. М. не отставал. Иногда она спала с ним и очень смешно рассказывала об этом. В типичном стиле тридцатых: «У меня болело ухо, это такая страшная боль. И в этот момент является М. У тебя когда-нибудь болело ухо? Ну, тогда ты не поймешь. Чтобы унять боль, можно сделать что угодно…»
И вот в очередной раз, когда ей не хотелось жить, М. опять уговорил ее. И… случилось! На тридцатом году ее жизни открылась бездна! Комедия окончилась.
В милом, суетливом, благополучном мире началось извержение вулкана… Она помчалась с М. на юг. Был март. Они приехали в пустынный весенний Коктебель. Днем они выходили на пустой пляж, а ночью… узкое горячечное тело… Страшный крик стоял в горле. Все завершалось рыданиями… Она засыпала у него на груди – и тотчас просыпалась. С нежностью глядя во тьме на его изнуренное лицо, она скользила губами по бессильному телу. Она смотрела на М. с исступленной жалостью: чтобы ответить на то, что в ней пробудилось, – ему нужно было умереть. Эти безумные ночи были для нее почти воздержанием.
А потом они вернулись: она к К. в Москву, а М. к своей жене в Ленинград.
Она засыпала его исступленными письмами. Библейская кровь возопила, и пересохшие губы искали избавления. Она ненавидела милого К. В день ее рождения он увез ее в Одессу. Ей исполнился тридцать один год. К. заказал ей тридцать одну корзину роз с бенгальскими огнями. Каждые полчаса служащий гостиницы вносил в ее номер очередную корзину с розами и зажигал очередные бенгальские огни. Она сидела с мрачным лицом среди моря цветов и серной вони. И все ненавидела: не было письма от М.! Но вот М. позвонил. В тот же день, бросив все, в одном платьице она умчалась в Ленинград. В жуткую комнатенку, которую снял М. Наступило обычное безумие. Теперь Ася не могла жить без М., а К. не мог жить без Аси. Он думал о ней, он заботился о ней, он высылал в Ленинград деньги, чтобы его Асенька ни в чем не нуждалась. И наконец, он просто должен был видеть ее – хотя бы иногда. Он приезжал в Ленинград и приходил к ним в гости. Ася жалела его. Она его любила. Но любовь эта не имела никакого отношения к той… к бездне… И достаточно было руке М. прикоснуться к ее руке, страшный ток пробегал по ее телу.
К. пытался действовать. Он последовательно соблазнил и бросил всех блестящих женщин того времени. При этом он заботился только об одном: чтобы Ася узнавала о его победах. А она не хотела узнавать. Ей все было неинтересно. Кроме ночей в крохотной комнатке М. О, этот полный печали сумрак белой ночи…
Но она забыла о роке. «Боже мой, – как-то сказала она, – хоть бы случилось в моей жизни что-то человеческое: хоть бы пожар, кража, болезнь – ну хоть бы что-нибудь, как у людей!»
Наступила война. Она оказалась в самом пекле – в блокадном Ленинграде. Уже начинался голод. И тогда в Ленинград с фронта приехал К. Блестящий писатель, он был в фаворе и силе. Он приехал к М. и предложил вывезти Асю из Ленинграда. Умирая от ревности, задыхаясь от слез, во имя Асиной жизни М. согласился. С последним поездом, который отправлялся с сокровищами Эрмитажа в Ташкент, К. вывез ее из Ленинграда. В длинной бесконечной дороге К. даже не пытался сойтись с нею: он слишком хорошо ее знал. Он просто безумно ее любил. К. привез Асю в Ташкент.
Так Ася оказалась в Ташкенте со своим вопящим телом, с безумным своим огнем.
К. вернулся в Москву, чтобы улететь на фронт. Перед отъездом он зашел к Васе Сталину. В тот вечер Вася, как обычно, пил и играл в «нормальный тир», то есть стрелял в люстру из пистолета. Кажется, именно в тот вечер в его доме была его сестра. К. поговорил с нею (о мастер светской, обольстительной беседы!), и, естественно, девочка влюбилась. Таких она не видела в «замке Броуди» (так называла она свой холодный дом)… Они встретились в Третьяковской галерее. Пока охрана рассматривала полотна, они поцеловались. В первый и в последний раз. Но К. захотел, чтобы Ася узнала: даже дочь вождя не устояла! И он намекнул об этой любви в корреспонденции с фронта. Этого было достаточно.
Его арестовали – и он исчез из Асиной жизни.
Ася жила в Ташкенте, одержимая безумием. Солнце разгоралось. Сначала был поляк из армии Андерса, она его боготворила и бросила. (Впоследствии, стариком, поляк приехал в Москву. Он вымаливал у К. Асины фотографии – и не получил их. И, как нищий, из года в год он приезжал за ее фотографиями в Москву – тщетно.)
Потом был другой поляк, и с ним ей тоже было хорошо. М. оказался прав… И третий поляк, и четвертый. Красавцы поляки из армии, расквартированной в Ташкенте! Она хотела дойти до сути падения, ей надо было соприкоснуться с тем темным, что мучило ее… Ее главной подругой стала веселая проститутка, приехавшая тоже из Ленинграда. Она пропадала с ней в кабаке: «пила и крутила романы», когда появился М….
М. проехал через всю страну. Голодный, с трудом держащийся на ногах, прямо с вокзала он отправился к Асе. Ему показали кабак, в котором она сидела.
Когда М. вошел, она была еще трезва: вечер только начинался. Она взглянула на него с изумлением: она его забыла.
М. возвратился в Ленинград и с полгода провел в горячке.
В сорок третьем Ася вернулась из эвакуации в Москву.
Ей было тридцать пять, когда она узнала об аресте К. Потом ее привезли на квартиру К., чтобы она забрала свои вещи и освободила квартиру. Она была очень суеверна и хорошо заплатила грузчикам, чтобы они осторожней обращались с зеркалами… И вот начали выносить вещи. И зеркала на ее глазах вылетали из рам. Она стояла среди осколков в любимом своем черном беретике. Белая от ужаса, с расширенными глазами… Рок смеялся…
Теперь она снимала узкий пенал у какой-то старухи. И вот в это время в парикмахерской гостиницы «Метрополь» (это было самое светское место, где причесывались самые блестящие женщины Москвы и девки, которые гуляли с иностранцами) она познакомилась с Мальвиной.
Мальвина – царица московских шлюх: золотая копна волос, золотые зубы и тело Венеры. Ее главными клиентами были американские пушники, приезжавшие на аукцион за русскими мехами. Тогда отношения с американцами были послевоенные, то есть самые дружеские. Мальвина была владычицей сердец пушников. В Америке пушники говорили друг другу: «Если хочешь иметь хорошую постель в России – найди Мальвину». Каждый раз, когда очередной пушник покидал страну, он передавал Мальвину лучшему другу как переходящий приз. И она, в мерцании бриллиантов, в драгоценных мехах, переезжала в следующий номер «Метрополя». В коротких перерывах между пушными аукционами Мальвина ютилась в жуткой коммуналке. Но очередной аукцион возвращал ее в сияющий «Метрополь».
