29 ноября Дин дал концерт в берлинском цирке. Тогда же они с Ренатой отметили двухлетие своих отношений. Подошли они к этому событию, в общем, в хорошем расположении духа, хотя кое-какие шероховатости в их союзе уже наводили на определенные мысли. Дин вдруг обнаружил, что Рената, обладая массой достоинств, имеет и один серьезный недостаток – она была крайне ревнива. Причем это касалось не только поклонниц Дина, которых хватало как в ГДР, так и в других странах (об этом говорили сотни писем, которые приходили на имя Дина в Восточный Берлин), но и его близких.
Например, Ренате не нравилось, когда Дин общался со своей бывшей женой Вибке и их общей дочерью Наташей. Дин пытался объяснить Ренате, что он не может игнорировать этих людей в силу естественных причин, но эти объяснения мало действовали. Причем Рената достаточно спокойно относилась к другим близким Дину людям – к первой жене Патрисии и дочери Рамоне (может, потому, что они были далеко), а вот его отношения с бывшей германской половиной ее откровенно злили. Эту позицию Дин не понимал, хотя сам тоже был собственником. Но он, например, вполне спокойно смотрел на то, как Рената и ее сын Александр общаются со своим бывшим мужем и отцом режиссером Франком Байером.
И все же эти шероховатости тогда еще не сильно омрачали отношения между Дином и Ренатой, и они отметили двухлетие своих отношений в прекрасном настроении. И Дин по-настоящему гордился своей женой, которая в творческом отношении была в полном порядке: в те дни она снималась в 13-серийном телефильме «Фронт без пощады» о героической борьбе антифашистского подполья в годы Второй мировой войны, а также в детской сказке. Но главным событием в творческой жизни Блюме было, конечно, то, что в 1982 году она была удостоена Ленинской премии за роль Женни Маркс в телефильме Льва Кулиджанова «Карл Маркс. Молодые годы».
В начале 1983 года Дин взялся за доработку сценария «Вундед-Ни». В помощь ему был выделен очень известный и титулованный восточногерманский режиссер – 55-летний Гюнтер Райш. Он пришел в кино в 1948 году и к этому моменту снял более полутора десятков фильмов, причем разных жанров: и политические («Совесть пробуждается», 1961; «Пока я жив», 1965; «На пути к Ленину», 1970; «Вольц – жизнь и преображение немецкого анархиста», 1974), и комедийные («Незрелые овощи», 1956; «Лорд с Александр-плац», 1967; «Гвоздики в целлофане», 1976; «Антон-волшебник», 1978). Райш был членом Академии искусств ГДР, обладателем трех Национальных премий республики (1966, 1970, 1980). Короче, весьма опытный и проверенный товарищ. И Дину его выделили в помощь не случайно: он, видимо, должен помочь ему не только в режиссуре, но и с идеологией будущей картины.
Между тем в самый разгар работы над сценарием ее пришлось временно прервать, и Дин отправился в Южный Ливан в качестве одного из эмиссаров Восточного блока. Поездка эта была не случайной. Дело в том, что на Ближний Восток вновь зачастили посланцы Белого дома, которые продолжали политику выкручивания рук по отношению к президенту Ливана Амину Жмайелю (брату убитого в сентябре Башира Жмайеля) с тем, чтобы он заключил-таки сепаратный мир с Израилем по аналогии с «кэмп-дэвидским соглашением». Для этой цели весной в Ливан несколько раз прилетал госсекретарь США Джордж Шульц. Естественно, спокойно взирать на эти челночные рейды руководители Восточного блока не могли и, в свою очередь, посылали на Ближний Восток своих эмиссаров. Тем более что обстановка в те дни складывалась отнюдь не в пользу Израиля. Даже сами израильтяне выступали против агрессивной политики своего руководства, проводя массовые антивоенные выступления (самая невиданная в истории страны антивоенная манифестация численностью 400 тысяч человек прошла в Израиле 25 сентября 1982 года). В итоге 14 февраля 1983 года министр обороны Израиля Ариэль Шарон подал в отставку, а чуть позже его примеру последовал и премьер-министр страны Менахем Бегин. Израиль сократил свое военное присутствие в Ливане, передав часть полицейско-карательных функций американским морским пехотинцам и другим воинским контингентам из многонациональных сил НАТО.
Все эти события арабский мир встретил с недоверием, усмотрев в них лишь очередной отвлекающий маневр. Арабы считали, что таким образом Израиль и США хотели добиться закрепления израильской оккупации в южных районах Ливана и расширения военного присутствия США и некоторых стран НАТО. Укрепив свою группировку на юге Ливана и в долине Бекаа, Израиль получал возможность не только усиливать военный нажим на Сирию, но и подготовить плацдарм для наращивания вооруженного вмешательства многонациональных сил НАТО на Ближнем Востоке.
Когда Дин приехал в Южный Ливан, обстановка там была по-настоящему взрывоопасной. ООП была расколота на два лагеря. Представители первого во главе с Ясиром Арафатом и Абу Джихадом хотели заручиться поддержкой короля Иордании Хусейна, представители второго, представляющие радикальные группировки, ориентировались на руководителя Сирии Хафиза аль-Асада.
В Бейруте Дин собирался пробыть около двух недель и заснять на пленку материал для будущего документального фильма. Он поселился в гостинице «Ривьера», что неподалеку от американского посольства. Распорядок дня у него был следующий: днем он обычно уезжал в город на съемку, а в гостиницу возвращался вечером. Снимал он везде, но особенно его интересовал район бывших лагерей палестинских беженцев и особенно Сабра и Шатила. В городе Дин тоже снимал, стараясь запечатлеть бейрутские контрасты. Например, снимал одновременно и бедные кварталы, и богатые. А на центральной площади Мучеников запечатлел на пленку бронзовую скульптурную группу – памятник борцам за независимость. Этот памятник имел символические отметины: фигура женщины с пальмовой ветвью мира в руках, олицетворяющая республику, была вся испещрена выбоинами от осколков снарядов и мин.
Дин находился в Бейруте уже неделю и собирался пробыть еще столько же, когда в его планы вторгся непредвиденный случай. Все началось утром, когда он мирно спал в номере гостиницы. Внезапно его разбудил громкий стук в дверь, который длился несколько секунд, после чего стих. Дин оторвал голову от подушки, рассчитывая, что стук повторится и он спросит, кому это понадобилось в такую рань барабанить в его дверь. Однако повторного стука не последовало. Тогда Дин поднялся с кровати и, обмотавшись простыней, направился к двери. Подойдя к ней, он в течение нескольких секунд стоял неподвижно, стараясь уловить в коридоре хотя бы малейший шум. Но так ничего и не услышал. Тогда он взялся за ручку двери и повернул замок.
На пороге никого не было; как и в коридоре, куда Дин высунул голову. Он уже хотел было закрыть дверь и вернуться в кровать, когда его взгляд обнаружил на полу, устланном пестрой ковровой дорожкой, сложенный вчетверо листок бумаги. Дин поднял его и, закрыв за собой дверь, осторожно развернул. На листке ровным почерком, по-английски, было написано: «Жду тебя в кафе напротив, за угловым столиком справа от двери. Приходи сейчас же, иначе будет поздно. Твой друг».
Сказать, что эта записка удивила Дина, значит ничего не сказать: он был буквально потрясен. Друзей у Дина в Бейруте было немного: все они были соратниками Арафата и поэтому покинули город вместе с ним после прошлогоднего израильского вторжения. Если предположить, что записку написал кто-то из них, то почему он не поставил свое настоящее имя? Из-за конспирации? И что это за спешка такая? Короче, Дину было над чем поломать голову в те минуты.
