Тут в беседу вмешался Нино и принялся делать то, чего я принципиально избегала: выдавать ей исчерпывающую информацию обо мне. Он рассказывал о моей книге, которая скоро выйдет в Италии, цитировал хвалебные французские рецензии, сетовал на мои проблемы с мужем и детьми, сообщил, что ушел от жены, добавив, что мы должны остаться в Неаполе, потому что другого выхода нет, поблагодарил за предложение подыскать нам квартиру и задал пару вопросов по поводу ее работы.
Я слушала его с беспокойством. Он говорил с нарочитым безразличием, чтобы доказать мне, во-первых, что он до этого не виделся с Лилой, а во-вторых – что она больше не имеет на него никакого влияния. Ни разу в его голосе не прозвучало тех обольстительных нот, что оживляли его разговоры с Коломбой и другими женщинами. Он не произносил красивых фраз, не заглядывал Лиле в глаза, не касался ее, а если и воодушевлялся, то только рассыпая похвалы мне.
Это не помешало мне вспомнить о пляже Читара, когда они с Лилой, беседуя на самые разные темы, заставляли меня почувствовать себя третьей лишней. Сейчас происходило нечто обратное. Даже задавая вопросы друг другу, они явно обращались ко мне, как будто только мое мнение действительно интересовало и его, и ее.
Они проговорили добрых полчаса, но не согласились ни по одному пункту. Особенно меня поразило, как по-разному они относились к Неаполю и с каким жаром отстаивали свои позиции. Моя политическая осведомленность в то время оставляла желать лучшего: заботы о детях, сбор материала для будущей книги, работа над рукописью и, конечно, буря в личной жизни вынудили меня отказаться даже от чтения газет. Зато эти двое были в курсе всех событий. Нино сыпал именами неаполитанских коммунистов и социалистов, которых хорошо знал и которым доверял. Он хвалил местное руководство, говорил, что к власти наконец пришли честные люди во главе с мэром – человеком порядочным, достойным уважения и не причастным к коррупции. «Сегодня, – заключил он, – есть реальный смысл в том, чтобы жить и работать здесь; нельзя упускать такую редкую возможность». Лила откровенно потешалась над ним. «Неаполь, – говорила она, – как был дрянной город, так таким и остался. Если монархистам, фашистам и демохристианам не дать по рукам за все совершенные ими мерзости, если просто закрыть на это глаза, что и делают левые, то скоро город опять захватят торгаши, – произнеся это слово, она издала смешок, – все эти муниципальные бюрократы, адвокаты, счетоводы, банкиры и каморристы». Они и в этот свой спор пытались втянуть меня. Оба настаивали на том, чтобы я вернулась в Неаполь, но каждый из них имел в виду свой Неаполь: Нино – спокойное место для жизни с хорошим правительством, Лила – средоточие мести мерзавцам всех разновидностей, город, который плевать хотел на коммунистов и социалистов и предпочитал все начать с нуля.
Я пристально наблюдала за ними. Чем более острую тему они затрагивали, тем активнее Лила подключала свой прекрасный итальянский, который обычно скрывала. Я знала, что она им владеет, но именно тогда меня это поразило: каждая произнесенная ею фраза выдавала, что она образованна куда лучше, чем хочет казаться. Нино, обычно уверенный в себе и не привыкший лезть за словом в карман, сейчас подбирал выражения с осторожностью, как будто робел. «Им обоим неловко, – думала я, – они видели друг друга без одежды, а теперь, похоже, стыдятся этого. Что вообще происходит? Не водят ли они меня за нос? Им правда важно убедить меня в своей правоте или они пытаются подавить былую страсть?» Я принялась старательно делать вид, что все это мне безумно скучно. Заметив это, Лила встала и вышла, как будто в туалет. Я не проронила ни слова, боялась выставить себя перед Нино истеричкой, но он тоже молчал. Вскоре Лила вернулась и радостно объявила:
– Вставайте! Идем, нас Дженнаро ждет.
– Мы не можем, – сказала я, – у нас дела.
– Мой сын тебя очень любит, он расстроится.
– Передавай ему привет. Скажи, что я тоже его люблю.
– Мы встречаемся на пьяцца Мартири, тут всего-то десять минут ходьбы. Поздороваетесь с Альфонсо и пойдете.
Я посмотрела на нее. Она прищурила глаза, превратив их в две узкие щелочки. Так вот в чем был ее план? Она хотела затащить Нино в старый обувной магазин Солара, где они почти год встречались тайком и занимались любовью?
– Как жалко, – улыбнулась я. – Но нам правда пора бежать. – Я бросила взгляд на Нино, и он подозвал официанта, чтобы расплатиться.
– Я уже заплатила, – сказала Лила. Нино запротестовал, но она его не слушала и, обращаясь ко мне одной, ласково добавила: – Дженнаро придет не один, его приведет Энцо. С ними будет еще один человек, который умирает от желания тебя видеть. Он ужасно огорчится, если ты уедешь, так с ним и не поговорив.
Этим человеком оказался Антонио Капуччо, парень, с которым я встречалась, когда мы были подростками: после убийства матери Солара срочно вызвали его из Германии.
9
Лила рассказала, что Антонио приехал на похороны один и что его стало не узнать, так он исхудал. За несколько дней он нашел себе квартиру неподалеку от Мелины, жившей со Стефано и Адой, и перевез в квартал жену-немку и троих детей. Значит, он и правда женился и у него были дети. Разрозненные фрагменты моей жизни соединялись у меня в голове. Антонио был значимой частью мира, из которого я происходила: когда Лила назвала его имя, тягостное настроение, владевшее мной с самого утра, немного отпустило. «Только на несколько минут, ладно?» – сказала я Нино. Он пожал плечами, и мы направились к пьяцца Мартири.
Пока мы шли по виа дей Милле и виа Филанджери, Лила говорила только со мной. Нино плелся за нами – руки в карманах, голова опущена, – а она с обычной непринужденностью болтала и болтала. Говорила, что я обязательно должна познакомиться с семьей Антонио, описывала мне его жену и детей. Жена была красавица со светлыми – еще светлее, чем у меня, – волосами, и все трое детей родились блондинами, ни один не пошел в отца, черноволосого, как сарацин: когда они впятером, жена и дети – белокожие, с золотящимися на солнце волосами, – прогуливались вдоль шоссе, он казался конвоиром, сопровождающим военнопленных. Лила засмеялась, а потом начала перечислять тех, кто, помимо Антонио, жаждал со мной поздороваться: Кармен – она спешила на работу и могла побыть с нами всего пару минут, как и Энцо; разумеется, Альфонсо, по-прежнему управлявший магазином Солара; Мариза с детьми. «У тебя это много времени не займет, а они будут рады! – увещевала меня Лила. – Все они тебя любят».
Слушая ее, я думала о том, что все эти люди, мои бывшие друзья и знакомые, должно быть, уже разнесли по кварталу новость о том, что мой брак кончился крахом; наверняка эта новость дошла и до моих родителей, а значит, мать знает, что я закрутила любовь с сыном Сарраторе. Но вдруг я поняла, что меня это абсолютно не беспокоит, даже наоборот, мне хочется, чтобы меня видели с Нино и шептали у меня за спиной: «Она что хочет, то и делает! Бросила мужа и детей, связалась с другим». Я хочу, с удивлением обнаружила я, чтобы меня открыто связывали с Нино, чтобы нас видели вместе; пусть вместо пары Элена-Пьетро появится пара Нино-Элена. Я успокоилась и подумала, что это даже хорошо, что Лила заманила меня в свою ловушку.
