Родители боялись, что Оля воспротивится их решению. Но Оля согласилась с радостью.
Родители думали – соскучилась по тетеньке Ольге Леонардовне. А Оля помнила, что Миша Чехов теперь живет в Москве.
Она надеялась встретиться с ним в доме Ольги Леонардовны.
Она не обманулась в своих надеждах.
...
Михаил Чехов, великий русский актер, которого Станиславский называл «гением» – актер, в двадцать два года блистательно игравший на сцене стариков…
…Так что же собою представлял Миша Чехов – Михаил Чехов, великий русский актер, которого Станиславский называл «гением», актер, в двадцать два года блистательно игравший на сцене стариков? Что собою представлял человек, в которого Оля Книппер влюбилась со всем пылом юности?
На Чеховских чтениях в Ялте прозвучала такая история: бабушка Евгения Яковлевна, та самая бодрая старушка, для которой маленькая Оля бегала в лавочку за водкой, «намекая на небольшой рост Миши и желая подчеркнуть его ничтожество, говорила: «Ну разве ты человек? Ты не человек, ты гнида!» Это прозвище на некоторое время укрепилось за Мишей в узком семейном кругу». (Цитируется по книге: Михаил Чехов. «Литературное наследие». М., 1995. С. 280.)
Но это, разумеется, не более чем семейная шутка.
Маленький, некрасивый Миша, застенчивый до угрюмости, чувствительный до юродства, безгранично любивший свою мать, бесконечно от нее зависевший… Какой неподходящий сосуд в лице этого человека избрал для себя актерский гений! Но в том, что это был гений, не сомневался никто из тех, кто видел его на сцене.
«Михаил Чехов был величайшим актером в образах, которые вроде и не давали такой возможности, – утверждал Павел Марков. – Мы привыкли, что к властителям дум принадлежали исполнители Лира, Отелло, Чацкого, Незнамова. Чехов играл рольки, какие-то эпизодики. А в «Празднике мира» даже старик Фрибэ, вечно бормочущий, преданный как собака, стал явлением необыкновенным. Разные характеры, разные жизненные пласты, разные мировоззрения».
«Его гений актера прежде всего гений общения и единения с аудиторией; связь с ней у него была прямая, обратная и непрерывная. Я никогда не слышал такой настороженной тишины в театре, как на его “Гамлете”», – писал критик А. Мацкин.
Некоторые театроведы считают его величайшим актером XX века…
Но пока еще Миша – всего лишь странноватый мальчик. Зато любимый племянник Антона Павловича Чехова. Антон Павлович всюду водил его с собой – в том числе в гости к Книпперам. Почему изо всех многочисленных племянников Антона Павлович выделил именно Мишу? Потому что – жалел. Миша умел как-то – даже сам не желая того – вызывать в людях жалость.
Даже Станиславский, вспоминая о первой встрече с Михаилом Чеховым, сказал: «Мне стало его жалко. Что-то в глазах его было доброе и беспомощное».
Миша едва ли не с младенчества питал интерес к сцене, мечтал играть, изображать кого-то – кем он на самом деле не являлся, и это у него выходило замечательно, но ни к чему другому способностей не обнаружилось. Миша был нервным, впечатлительным, болезненным ребенком. У отца Александра Павловича, человека сильного, волевого, Миша вызывал только раздражение своей немощью и неуравновешенностью. Зато мать Наталья Александровна – боготворила сына и во всем всегда его поддерживала.
Из книги Михаила Чехова «Путь актера»: «С самого раннего детства и до двадцативосьмилетнего возраста я имел одного неизменного друга – это была моя мать. Ее любовь принадлежала мне нераздельно, я был единственным ее сыном (у отца было еще два сына от первого брака). У меня не было никаких тайн от матери. Я приносил ей все свои горести, радости, удачи и неудачи. С одинаково неподражаемым вниманием и серьезностью относилась она как к моим детским домашним «спектаклям», так и к серьезным работам над ролями, когда я уже был актером-профессионалом. Ни одна не была приготовлена мной без участия матери. Она почти не делала мне замечаний по поводу той или иной роли. Она как-то по-своему отражала свое впечатление, и я понимал ее с полуслова, с полунамека. Моя внутренняя жизнь была связана с внутренней жизнью матери так крепко, что я совсем не нуждался в том, чтобы она давала мне какие бы то ни было устные наставления или правила поведения в жизни. Я сам понимал многое из того, чего хотела от меня мать, и мы почти не тратили слов на обсуждение тех или иных житейских случайностей».
Миша учился в Суворинском театральном училище, потом играл в Суворинском театре. Самая знаменитая его роль там – Царь Федор Иоаннович в пьесе А.К. Толстого.
В МХТ Мишу Чехова пригласила тетенька Ольга Леонардовна Книппер – она приходилась тетенькой и ему, и Оле Книппер: Оле она была родная сестра отца, а Мише – жена родного дяди. Ольга Леонардовна лично говорила о Мише со К.С. Станиславским.
Миша прочел перед Станиславским сценки из «Царя Федора Иоанновича» – хотя, по собственному признанию, был так потрясен близостью великого человека, что читал из рук вон плохо, а на вопросы отвечал «механически, почти не понимая их смысла». И все-таки Станиславский его принял: возможно, из уважения к Ольге Леонардовне. А может быть, уже тогда почувствовал талант под внешней скованностью юноши?
Поступление в МХТ стало одним из самых знаменательных событий в жизни Михаила Чехова. Но переезд в Москву и разлука с матерью стали для него весьма чувствительным испытанием. Потом он вспоминал: «С поступлением в МХТ я один, без родителей, переехал в Москву. Но связь моя с домом, разумеется, не прерывалась. Ежедневно, иногда дважды в день, писал я матери из Москвы, и так же часть писала мне мать».
Еще большим испытанием стали для Миши первые гастроли. Тем более что по возвращении он узнал о тяжелой – не оставляющей никаких надежд на исцеление – болезни отца. Несмотря на то что особой нежности между отцом и сыном не наблюдалось, Миша был очень зависим от этого человека: так же, как он, попадал в зависимость от каждого, с кем хоть сколько-нибудь сближался, – только сильнее, потому что отца он знал с рождения и зависимость от отцовской воли сделалась для него неотъемлемой частью жизни.
Александр Павлович Чехов, отец Миши, умер от рака горла 17 мая 1913 года. Умирал он тяжело и долго, терзался удушьем и предсмертной тоской. От болей ему давали настойку опия, что порождало бредовые видения.
Из книги Михаила Чехова «Путь актера»: «Как обидно, – сказал он мне однажды, – я прожил такую длинную жизнь, и что я вижу перед смертью? Какие-то поезда с гусями! Как обидно и глупо!».
«Поезда с гусями». Много позже эта фраза как символ бессмысленности бытия и непознаваемости смерти прозвучит в фильме Никиты Сергеевича Михалкова «Утомленные солнцем».
Александр Павлович держался с достоинством – даже в долгие часы мучительнейшей агонии, но для нервного, чувствительного Миши все это было тяжелейшим, непереносимым испытанием… Впрочем, Миша Чехов не был бы собой, если бы не перенес все пережитое в связи со смертью отца в свое творчество. Он пишет целую лекцию на тему того, как именно следует изображать на сцене смерть. Он считает, что главное – уделять поменьше внимания «тем физиологическим процессам, которые, как нам кажется, и дают картину смерти»: «Мы не должны мучить публику, задыхаясь или корчась перед ней в муках агонии. (…) Смерть на сцене должна быть показана как замедление и исчезновение чувства времени».
