Снимался фильм в атмосфере радости: для всех эта сказка после стольких фильмов о войне и трагедиях была настоящей отдушиной! Не огорчались ничему. Даже когда Шварца обвинили в «неуважении к первоисточнику», от которого ему с трудом удалось отбиться и все-таки утвердить свой сценарий.
Все актеры по-настоящему играли, увлеченно. Каждый искал в своем образе что-то особенное, личное, какую-то изюминку. Янина Жеймо вспоминала: «В сценарии Евгения Шварца „Золушка“ героиня просто надевала туфельку по приказанию мачехи. Моя Золушка, как я ее представляла, не могла просто из чувства страха или покорности мачехе исполнить приказание. Я долго просила Шварца дописать фразу, объясняющую согласие Золушки надеть туфельку.
Но он считал, что для Золушки, которую любят дети всего мира, ничего не нужно объяснять. Этот поступок ничуть ее не унизит. Вслед за драматургом и режиссеры считали, что нечего заниматься отсебятиной. И тогда я пошла на хитрость. На съемке эпизода с туфелькой Раневская-мачеха начинает льстиво уговаривать Золушку надеть туфельку. Я, Золушка, молчу. Раневская опять обращается ко мне. Я опять молчу. Фаина Георгиевна теряется от моего молчания и неожиданно для всех – и для самой себя тоже – заканчивает фразу: „А то я выброшу твоего отца из дома“. То есть говорит то, что мне и нужно было. Моя Золушка соглашается, боясь за отца. Присутствующий в павильоне Шварц принял бессознательную „подсказку“ Раневской: „Только вы забыли, Фаина Георгиевна, конец фразы: «…и сгною его под забором»“. Так родилась в фильме реплика Раневской, отсутствовавшая в первоначальном сценарии…»
Фаина Раневская, которая, как правило, была недовольна всеми своими ролями – слишком высока была планка у этой гениальной актрисы, слишком высокие требования к самой себе и окружающим! – едва ли не в первые в жизни с удовольствием смотрела отснятый материал и в одном из писем отметила: «Какое счастье, что я поддалась соблазну и уступила предложению Шварца и Кошеверовой сняться в этом фильме!»
Когда пришло время сдавать готовую картину, все конечно же трепетали: как-то примет сказку худсовет? Тем более что сказка-то не русская народная, а иностранная. И как все сказки – аполитичная. А как раз начались времена с космополитизмом…
Но тут произошло почти сказочное чудо: 24 апреля 1947 года состоялось обсуждение фильма на заседании художественного совета при Министерстве кинематографии СССР, и «Золушку» приняли, причем приняли с восторгом! Евгений Шварц записал в своем дневнике: «Чудеса с „Золушкой“ продолжаются. Неожиданно в воскресенье приехали из Москвы оператор Шапиро и директор. Приехали с приказанием: в самом срочном порядке приготовить экземпляр фильма для печати, исправив дефектные куски негатива. Приказано выпустить картину на экран ко Дню Победы. Шапиро рассказывает, что министр смотрел картину в среду. Когда зажегся свет, он сказал: „Ну что ж, товарищи: скучновато и космополитично“. Наши, естественно, упали духом. В четверг смотрел „Золушку“ худсовет министерства. Первым на обсуждении взял слово Дикий. Наши замерли от ужаса. Дикий имеет репутацию судьи свирепого и неукротимого ругателя. К их великому удивлению, он стал хвалить. Да еще как! За ним слово взял Берсенев. Потом Чирков. Похвалы продолжались. Чирков сказал мне: „Мы не умеем хвалить длинно. Мы умеем ругать длинно. Поэтому я буду краток“. Выступавший после него Пудовкин сказал: „А я, не в пример Чиркову, буду говорить длинно“. Наши опять было задрожали. Но Пудовкин объяснил, что он попытается длинно хвалить. Потом хвалил Соболев. Короче говоря, все члены совета хвалили картину так, что министр в заключительном слове отметил, что это первое в истории заседание худсовета без единого отрицательного отзыва. В пятницу в главке по поручению министра режиссерам предложили тем не менее внести в картину кое-какие поправки, а в субботу утром вдруг дано было вышезаписанное распоряжение: немедленно, срочно, без всяких поправок (кроме технических) готовить экземпляр к печати. В понедельник зашел Юра Герман. К этому времени на фабрике уже ходили слухи, что „Золушку“ смотрел кто-то из Политбюро. Юра был в возбужденном состоянии по этому поводу… Он остался у нас обедать… Я доволен успехом „Золушки“ – но как бы теоретически. Как-то не верю…»
Поверить пришлось. Такого успеха в советском прокате до сих пор не имела ни одна киносказка!
«Золушка» вернула Янину Жеймо к жизни. Этот фильм стал звездным в ее карьере, вознес ее популярность на такой уровень, о котором она и грезить не смела. Евгений Шварц рассказывал: «Картина появилась на экранах в апреле 1947 года и имела успех. В июне того же года увидел на теневой стороне Невского у рыбного магазина Янечку с мужем. Жарко. Пыльно, около шести Невский полон прохожими. Янечка, маленькая, в большой соломенной шляпе, просвечивающей на солнце, в белом платье с кружевцами. Посреди разговора начинает оглядываться растерянно. И я замечаю в священном ужасе, что окружила нас толпа. И какая – тихая, добрая. Даже благоговейная. Существо из иного, праздничного мира вдруг оказалось тут, на улице. „Ножки, ножки какие!“ – простонала десятиклассница с учебниками, а подруга ее кивнула как зачарованная…»
5
Актриса вышла замуж – за верного Леона Жанно. Ее дочь считала, что мама вышла за Жанно «из благодарности». Быть может, и так, но этот брак стал самым длительным, гармоничным и счастливым в жизни Жеймо.
После «Золушки» у Янины появились силы снова сражаться с жизненными трудностями. А не будь этого фильма и этого успеха – возможно, она бы не перенесла последовавших в конце 1940-х – начале 1950-х нескольких лет «малокартинья», когда на «Ленфильме» снимали мало и актеры вынуждены были жизнь на те жалкие деньги, которые им выплачивались «за простой».
В Москве ситуация с кинематографом была получше, и Янина решила перебраться вместе с семьей в столицу. Полгода они с мужем и детьми жили в квартире Эраста Гарина, Короля из «Золушки». Мыкались по другим друзьям, по съемным квартирам. Наконец удалось обрести постоянное жилье: в перестроенном гараже… Но трудно было не только с жильем, трудно было и с ролями. Янина могла хотя бы озвучивать иностранные фильмы и мультики, играть в радиоспектаклях: на ее детский голосок был спрос. Кстати, до микрофона она не дотягивалась, и ей подставляли скамеечку, которую еще много лет после на радиостудии называли «жеймовочкой». А вот у Леона Жанно ситуация была совсем бедственная: работы не было. По сути, он «сидел на шее» у жены. И очень из-за этого переживал. Леон мечтал вернуться в Польшу где ему предлагали и работу, и жилье… Янина оттягивала отъезд сколько могла. Ее дочь вышла замуж, родилась внучка, которую тоже назвали Яниной, как маму и бабушку. Уезжать – означало бы расстаться с родными и с друзьями. Конечно, Польша – это не Америка, это страна соцлагеря, оттуда проще приезжать в гости в Москву. Но все равно – заграница. Все равно – на чужбину. И, приняв решение уехать, Янина тем самым отказалась бы от собственной карьеры в кино – навсегда! Правда, после «Золушки» она снялась только в двух фильмах, по иронии судьбы имевших сходные названия: «Два друга» и «Рядом с другом». И оба они не имели успеха. Однако она продолжала надеяться на чудо… Ведь однажды чудо в ее жизни уже произошло!
Янина решилась уехать в 1957 году, когда произошла беда с сыном. Юлий Жеймо, в отличие от матери, мечтал об отъезде: ему казалось, что Польша все же поближе к Западу и ко всему, что ему, юному, казалось недосягаемыми, но восхитительными буржуазными радостями. Он даже вытатуировал на груди русалку: герб Варшавы. И организовал собственный маленький бизнес: покупал у приезжавших из-за границы актеров порнографические журналы, а потом перепродавал их втридорога одноклассникам. Когда это открылось, десятиклассника Жеймо исключили из комсомола с формулировкой «за низкопоклонничество перед Западом и распространение порнографии». Некоторые из учителей настаивали на недопущении Юлия к выпускным экзаменам. И конечно, о том, чтобы поступить во ВГИК, не стоило даже мечтать. А Юлий собирался стать кинооператором.
