В самом деле, Лике в то время было всего шестнадцать…
Лике запретили появляться, когда Тухачевский приезжал в лесничество. Разумеется, тот не собирался оставлять дело на произвол судьбы и в один из приездов официально попросил руки Лики. Лесничий намеревался ответить отказом, по его мнению, Лика была еще слишком молода для замужества, но неожиданно на сторону влюбленного командарма встала Анна Михайловна, заявив, что ей самой было шестнадцать, когда она вышла замуж, и что решать свою судьбу может только сама Лика. Она предложила поговорить с ней, и Тухачевский сказал, что сделает это сам.
«Он нашел Лику во дворе, – пишет Лидия Норд. – Скинув варежки, она лепила снежки и бомбардировала ими старшую кузину, укрывшуюся за стоявшим у сарая большим деревянным щитом и взывавшую оттуда о пощаде. Увидев Михаила Николаевича, девушка смутилась, но озорство взяло верх, и она ловко угодила бывшим у нее в руках снежком в поспешившую вылезти из-за щита кузину. Тухачевский усмехнулся и взял ее покрасневшие от холода руки в свои: „Лика, я полюбил вас. Могу я надеяться, что вы станете моей женой?“
Та явно опешила. Потом кровь отхлынула от ее лица, и, вырвав руки, она понеслась куда-то… „Мне тогда стало очень страшно“, – после призналась она журившей ее тетке. Анна Михайловна, наблюдавшая всю эту сцену из окна, накинула шубку и поспешила спасать положение: она объяснила, что девушка сильно смутилась, обещала поговорить с ней и просила его приехать на другой день за ответом. Тухачевский уехал, не заходя в дом. Но Анна Михайловна простилась с ним как с будущим родственником.
После его отъезда в доме лесничего воцарилась необычайная тишина. Евгений Иванович, крупно поговорив с женой, из своего кабинета не показывался. Лика после долгого разговора с теткой с глазу на глаз вышла из спальни с покрасневшими глазами и бродила по дому притихшая, растерянная. Старшие девушки, узнав от тетки о предстоящем браке, ахнули…
На другой день был сговор. Лесничий, дав скрепя сердце согласие, поставил условием, чтобы брак был церковный. Тухачевский согласился. Но венчание должно было быть тайным. Оно должно было состояться через месяц – Тухачевский заявил, что и это очень долгий срок. Его всегда могут назначить на другой пост.
Первое время Лика держалась с ним отчужденно и больше льнула к дяде. Но, став в доме на правах жениха своим человеком, Михаил Николаевич сбросил с себя панцирь спокойной, даже чуть холодной вежливости, которой он устанавливал дистанцию между собой и окружающими, держал себя просто и с большим тактом. Не навязываясь невесте, он сумел завоевать ее доверие. Единственная интимность, которую он позволял себе с ней, – это обертывать ее длинные, тугие косы вокруг своей шеи, серьезно уверяя всех, что он пойман и привязан „этим арканом“.
Венчание произошло вечером в деревенской церкви. Когда сани с невестой подъехали к церкви, лошади вдруг захрапели и поднялись на дыбы, едва не вывернув всех.
Вошли в церковь – и женщины вскрикнули, а Лика тяжело опустилась на руки успевшего подхватить ее лесничего: в церкви стоял гроб с покойником.
Пока на паперти невесте терли виски, покойника перетащили в дальний угол притвора и чем-то накрыли. Тухачевский со своим свидетелем комкором Уборевичем опоздали и приехали, когда суета окончилась».
Тем не менее венчание состоялось и было очень красивым, невеста и даже жених отнеслись к обряду серьезно и с трепетом, так, будто действительно считали, что в этот момент происходит важное мистическое таинство, соединяющее их навеки перед Богом и людьми… Хотя, казалось бы, для коммуниста и воинствующего атеиста это были странные, очень странные чувства.
Собственно, на этом все романтическое в истории женитьбы Тухачевского на «лесной красавице» и заканчивается, дальше началась совместная жизнь, которая не принесла обоим ничего хорошего. Брак продержался меньше года.
Лидия Норд рассказывает, что после поездки с мужем в Москву Лика вдруг вернулась в лесничество с вещами. Она ничего не желала рассказывать встревоженным дяде и тете, только заявила, что к Михаилу Николаевичу она больше не вернется. Вечером того же дня в лесничество приехал и сам Тухачевский. Лика не стала разговаривать с ним, вместо этого он имел долгий и явно трудный разговор с ее дядей за закрытыми дверями его кабинета. После чего – уехал.
Лика так и не вернулась к мужу, проявила твердость характера, хотя все отмечали, что разрыв обоим супругам дался очень тяжело. Причиной размолвки между ними, скорее всего, послужила связь Тухачевского с другой женщиной, а может быть, и не с одной… Михаил Николаевич даже не пытался скрывать свои романы, открыто появляясь в присутственных местах со своими любовницами. Лидия Норд пишет: «Однажды он появился в театре с поразительно красивой высокой блондинкой – Татьяной Сергеевной Чернолусской. На следующий день об этом судачили все гарнизонные дамы. Сообщались подробности, что Чернолусская является сводной сестрой Луначарского (это было верно), что она приехала из Новозыбкова погостить к крестной матери, потому что давно была влюблена в Тухачевского, еще с тех пор, когда Тухачевский слегка ухаживал за ее сестрой, менее красивой, но очень изящной маленькой брюнеткой Наташей. Михаил Николаевич стал появляться с Татьяной довольно часто. Он даже афишировал свои встречи с ней».
Разумеется, Лика не могла относиться к этому спокойно, и ее решение оставить мужа было вполне естественно и понятно. Но ситуация осложнялась тем, что Лика была беременна. Родные пытались уговорить ее вернуться к Тухачевскому, заявляя, что она не имеет права лишать ребенка отца, да и ей самой будет тяжело растить дочь одной, но Лика не вняла мольбам и осталась непреклонна.
Михаил Николаевич не знал о беременности жены и о рождении дочери узнал на каком-то мероприятии от супруги одного из своих сослуживцев.
«Я очень рада, что роды прошли благополучно. Ваша дочка – поразительно крупный ребенок, весит девять с лишним фунтов… Анна Михайловна звонила мне по телефону перед самым собранием. Она говорила, что девочка – ваш вылитый портрет, но страшная крикунья…»
Тухачевский расстегнул крючок воротника гимнастерки, потом снова застегнул его: «Благодарю вас. Извините, я должен позвонить, узнать о здоровье жены». Он вышел из зала своей ровной, неторопливой походкой.
Как только окончилась торжественная часть, Тухачевский ускакал куда-то верхом. Ординарец рассказывал, что командарм вернулся только под утро».
Рождение ребенка оказалось для Тухачевского чем-то сродни удару молнии, он готов был полностью переменить свою жизнь. Михаил Николаевич порвал с любовницей и вернулся к жене. Отношения между ними продолжали оставаться натянутыми, но ребенок сближал их. Тухачевский имел твердые намерения быть хорошим отцом. И вел себя, по своему обыкновению, весьма авторитарно.
Борис Соколов пишет: «Лика и Тухачевский почти не разговаривали, хотя Михаил Николаевич теперь регулярно навещал дочь, которую назвали Ириной. Будто бы на этом имени настоял Тухачевский, заменив другое, данное женой, и сам зарегистрировал дочь. Дома девочку окрестили. Крестным отцом был Евгений Иванович, крестной матерью – двоюродная сестра Лики. Через три месяца отец, взяв девочку на руки, уверенно заключил, что пошла она в Тухачевских. И добавил, обращаясь к Анне Михайловне, но так, чтобы слышала Лика: «Подрастет немного – тогда займусь ею как следует. Надо ребенка воспитывать рано и твердо…»
