— Разве этим ты должна заниматься? — спросила она у Белочки.
— В каком смысле?
— Мы платим ему за уроки испанского.
— Ничего мы ему не платим!
— Именно это я и имела в виду, когда говорила отцу, что платить репетитору надо!
Белочка и Эдвард смотрели на нее ошарашенно.
— Белочке всего пятнадцать, — напомнила Кейт Эдварду. — Ей еще рано встречаться с мальчиками.
— Точно, — пробормотал он. Изображать оскорбленную невинность с виртуозностью Белочки он пока не научился, поэтому покраснел и хмуро уставился на свои коленки.
— С мальчиками ей можно только дружить.
— Точно.
— Он же мой… — попыталась возразить Белочка.
— Никакой он не репетитор! Иначе почему мне пришлось подписать вчера твою двоечную контрольную по испанскому?!
— Это все сослагательное наклонение? — воскликнула Белочка. — Никак в него не врублюсь?
Своими вопросительными интонациями она словно пыталась выяснить, удовлетворило ли сестру ее объяснение.
Кейт резко развернулась на пятках и вышла. Однако Белочка мигом соскочила с дивана и выбежала следом.
— Хочешь сказать, что нам больше нельзя видеться? Эдвард просто приходит ко мне в гости!
— Парню лет двадцать, — заметила Кейт. — Тебя это не смущает?
— Ну и что? А мне пятнадцать. Целых пятнадцать!
— Не смеши меня! — отрезала Кейт.
— Ты просто завидуешь! — воскликнула Белочка, входя за Кейт в гостиную. — Потому что тебе приходится довольствоваться Пиотром…
— Его зовут Петр, — проговорила Кейт сквозь зубы. — Учись произносить правильно!
— Подумаешь, мисс Идеальное Произношение! По крайней мере мне не надо просить отца, чтобы он нашел мне парня!
Эти слова Белочка выпалила уже на пороге кухни. Мужчины посмотрели на них удивленно.
— Твоя дочь — зануда! — объявила Белочка отцу.
— Прошу прощения?
— Пронырливая, завидущая зануда, всюду сующая свой нос! И я отказываюсь… Ну вот, посмотри!
Ее внимание привлекло что-то за окном. Остальные повернулись и увидели, как мимо кухни проскользнул сгорбившийся Эдвард — пролез под низкой кроной багряника и устремился по лужайке к своему дому.
— Надеюсь, теперь ты довольна! — воскликнула Белочка.
— Ума не приложу, — обратился доктор Баттиста к Петру, — почему стоит мне провести в присутствии женщин хотя бы недолгое время, заканчивается все одинаково: я недоуменно восклицаю "Что тут случилось?"
— Вы рассуждаете как махровый женофоб! — строго заметил Петр.
— Зря ты так, — отозвался доктор Баттиста. — Мое наблюдение основано исключительно на эмпирических данных.
Понедельник 13:13.
"Привет, Кейт! Мы получили разрешение на брак!"
"Что значит — мы?"
"Твой отец и я".
"Надеюсь, вы будете счастливы вместе".
Глава 8
— Как поживаете, Пиотр? — спросила тетушка Тельма.
— М-мм! — попыталась прервать разговор Кейт.
Слишком поздно.
— Меня настигла страшная аллергия, однако теперь мне лучше, — ответил Петр. — Вероятно, всему виной тот пахучий древесный наполнитель, который раскладывают на газонах вокруг кустов.
— Мы называем его мульча, — сообщила тетушка Тельма. — Муль-ча. Помогает удерживать влагу жаркими летними месяцами. Впрочем, я сильно сомневаюсь, что на нее бывает аллергия.
Тетушка Тельма обожала всех поправлять. Петр улыбался ей в лицо так широко и уверенно, словно задался целью ее полюбить, и она растаяла. Возможно, вечер пройдет куда лучше, чем ожидала Кейт.
Они собрались в передней: Кейт и ее отец с Петром и тетя Тельма с мужем — дядей Барклаем. Тетушка Тельма была крошечной миловидной блондинкой слегка за шестьдесят, с короткой стрижкой и ярким макияжем. Она носила шелковый брючный костюм бежевого цвета и тонкий, как паутинка, пестрый шарфик, несколько раз обернутый вокруг шеи, причем концы свисали на спину. (Кейт нравилось думать, что тетя неизменно носит шарфы не просто так, а с неким умыслом — скрыть шрам от пластической операции или, на худой конец, следы вампирских клыков.) Дядя Барклай был статным седовласым красавцем в дорогом сером костюме. Он возглавлял влиятельную инвестиционную компанию и воспринимал доктора Баттиста с дочерьми как причудливый экспонат в провинциальном музее естествознания. Сейчас он элегантно маячил в дверном проеме, небрежно сунув руки в карманы и поглядывая на родственников со снисходительной улыбкой.
Остальные нарядились, кто как смог. Кейт надела джинсовую юбку с рубашкой в клетку. Петр был в джинсах (явно не американских — слишком низкая талия и расклешенные книзу штанины), зато сорочка белоснежная и отутюженная, на ногах коричневые полуботинки, а не обычные кеды. Даже доктор Баттиста постарался: надел свой единственный костюм (черный), белую сорочку и галстук-бабочку. Без любимого комбинезона он выглядел тощим и неуверенным.
— Это так волнительно! — начала тетя Тельма.
— Давайте пройдем в гостиную, — в унисон с ней воскликнула Кейт. Они частенько начинали говорить одновременно. — Дядя Терон уже здесь, — добавила Кейт, ведя гостей в комнату.
— Да неужели, — откликнулась тетушка Тельма. — Значит, он прибыл раньше времени, поскольку мы с Барклаем пришли минута в минуту.
Как и было оговорено, дядя Терон действительно прибыл гораздо раньше, чтобы обсудить церемонию. На это Кейт было возразить нечего.
Тетя Тельма проплыла вперед и вошла в гостиную с протянутыми руками, готовясь обнять Белочку, как раз вставшую с дивана.
— Белочка, моя дорогая! — воскликнула тетя Тельма. — Боже правый! Неужели ты не мерзнешь?
Стоял первый жаркий день года, и Белочка не смогла бы замерзнуть при всем желании. По-видимому, тетя Тельма беспокоилась о длине ее платья без рукавов, которое едва закрывало бедра, а на плечах завязывалось на два торчащих банта, смахивавших на ангельские крылышки. Да еще босоножки были без задников. Недопустимая вольность!
Среди многочисленных инструкций тетушки Тельмы, выданных племянницам за долгие годы, имелась и такая: не вздумайте надевать на светские мероприятия обувь с открытой пяткой. Важнее было только Правило Номер Один: ни в коем случае не красьте губы, садясь за стол. Все правила тети Тельмы навечно врезались в память Кейт, хотя у нее никогда не было обуви с открытой пяткой, да и помадой она никогда не пользовалась.
Впрочем, Белочка, похоже, не уловила в замечании тети никакого подтекста.
— Умираю от жары! — отмахнулась она и чмокнула в щечку сначала тетю, потом дядю. — Привет, дядя Барклай!
