— Ч-черт! — прошипела я.
— Извините, — сказали мне по-русски.
Но ни удивления, ни интереса во мне это не возбудило. Мне не было никакого дела до всего остального мира.
Я честно рвала на себе тельняшку пять раз. Не веря своим глазам, получила вожделенные доллары да еще и стеклянные туфли в придачу, от сентиментальной Деборы. Глубокой ночью Денису на квартиру позвонил Сева. Я оставила ему этот номер для экстренной связи.
— Что происходит, Ева? Почему ты еще в Америке? — послышался голос из-за океана.
— Жду денег! — прокричала я в ответ.
— Хотелось бы поскорее! — в голосе его был потрясающий напор.
— Я стараюсь, стараюсь… — я попыталась уйти от этой темы.
— Ты от меня что-то скрываешь, — утвердительно сказал он. — Колись давай. Что?
— Я не скрываю, — бодро начала я. — С чего ты взял…
— Слышу, — ответил он отрывисто.
— Сев, я правда…
— Не тяни, — оборвал он меня на полуслове.
Ну что уж теперь. Придется сказать.
— Послушай… Знаешь… Я не хотела говорить… Мой бывший муж дал мне только половину того, что нужно. Вторую половину я зарабатываю сама. Продала тут одну свое работенку. Подсвечник. Деньги должны быть на следующей неделе. Жду пока. Как получу, так сразу…
— На будущее, Кузнечик, запоминай: если тебе что-то нужно, говори мне сразу, — голос у него был сдержанный.
Конечно, я ничего не рассказала ему о том, как я на самом деле заработала деньги. В последний день перед отъездом на всякий случай я заглянула в магазин, где был выставлен на продажу мой подсвечник.
Когда я вошла, его держал в руках и разглядывал какой-то мужчина. Хоть бы купил, подумала я. Все бы дела закончились.
Человек этот был похож на Визбора. Круглое лицо. Мягкие черты. Очень короткие светлые волосы и начинающиеся залысины. Мне мгновенно стало понятно, что он никакой не американец. И, конечно, он по-русски сказал мне:
— Здравствуйте!
Заметив, что я силюсь понять, откуда я знаю его лицо, он с готовностью пришел мне на помощь:
— Бёркли. Стрип-клуб. Помните?
— Может быть… — Мне не очень хотелось встречаться с людьми из Бёркли. А этот смотрел на меня с такой улыбкой, как будто бы я и сейчас была без одежды.
— Вот светильник покупаю. Ничего, правда? — Он покрутил его в руках. Потом вопросительно посмотрел на меня, будто нуждаясь в моем совете.
— Да, недурно, — ответила я, — особенно если учесть, что это моя работа.
— Да быть не может! — он недоверчиво на меня посмотрел. — Вы что же, такая талантливая? И в Бёркли. И тут. А это случайно не вы поете? — И он поднял палец вверх, прислушиваясь к тихим звукам музыки.
— Нет. Это Мадонна, — ответила я, всем своим видом пресекая попытки дальнейшего знакомства.
— Я беру, — сказал мужчина, похожий на Визбора, и купил мой светильник. Потом со значением на меня посмотрел. Мол, знай наших! Я пожала плечами и кивнула головой.
Потом я получила у хозяина лавки причитающиеся мне деньги и удалилась, высокомерно кивнув на прощание покупателю. Но на выходе он все-таки успел сунуть мне свою визитку.
— А давайте я вас провожу! — Он кинулся за мной, пытаясь наладить со мной цивилизованный контакт.
— Спасибо. Не надо, — ответила я твердо и холодно.
И уже возле дома залезла в карман за ключами и вынула вместе с ними визитку. Андрей Мишутин, прочитала я. Генеральный директор ООО «Семь гномов». Ну и название… Вот и все, что я подумала.
* * *
Прямого рейса Сан-Франциско — Санкт-Петербург не было. Так что до дому я добиралась через Москву.
Я летела и думала о том, что меня ждет. После развода с Чургулией я представляла свое возвращение в мрачных тонах. Рассказывать всем, что мы развелись, казалось мне унизительным. Чургулия остался, а меня Америка выплюнула. Теперь же наличие или отсутствие в моей жизни какого-то Чургулии не имело ровным счетом никакого значения. Это я ушла к другому. И по моему счастливому виду каждый может догадаться о том, что Чургулия — мудак. Мне было жаль расставаться только с Денисом и Джаисом.
От родины я успела слегка отвыкнуть.
Несколько растерянная и обескураженная хамским досмотром багажа и мертвыми лицами таможенников, я вышла в мрачный зал прибытия аэропорта Шереметево-2.
Я понуро тащила за собой чемодан на колесиках, пытаясь смириться с мыслью, что именно сюда я так одержимо стремилась. И тут кто-то подхватил мой багаж, я повернулась и попала в Севины объятия.
Полчаса мы не могли сойти с места.
Мы прилетели в родной Питер. На пулковской автостоянке Сева оставил свой «БМВ». Мы сели в машину.
— Я на проспекте Ветеранов живу, — сказала я радостно.
— А я живу на Васильевском, — он серьезно посмотрел мне в глаза и продолжил: — Видишь ли, Кузнечик, я хочу, чтобы ты жила у меня. Может быть, это звучит цинично, но мне некогда за тобой ухаживать. Целыми днями тренировки. По два раза в месяц на сборах. Если мы не будем видеться дома по вечерам, мы не увидимся нигде и никогда.
— А как же мама? — растерянно спросила я.
— Мама это святое! — заверил он меня, все так же серьезно глядя мне в глаза. — Мы ей позвоним!
Всю дорогу до Васильевского острова я смеялась не переставая.
* * *
У балета своя специфика — женщины красивы на расстоянии. Вблизи — это просто мумии. К тому же профессия подразумевает постоянный телесный контакт. И это уже не возбуждает. Вот почему среди балетных артистов так много мужчин, не интересующихся женщинами. Мужчины же наоборот — пластичны, с прекрасно развитыми мышцами. С чувственной стороны балетные мужчины в сравнении с женщинами выигрывают.
А у меня на этой почве развилась своя теория. Меня не покидало чувство, что я сменила сексуальную ориентацию. После моего скупого на проявления чувств мужа-астеника, который просто позволял себя любить, я впервые почувствовала себя женщиной.
Сравнивать бесполезно. Я действительно сменила ориентацию и жила совершенно в другом измерении. Я узнала наконец настоящее значение слова «отдаться». Отдаваться имеет смысл только тому, кто знает, что с тобой, отдавшейся, делать. Уходить в пассив для меня оказалось наилучшим вариантом. Удовольствием, которого я раньше не знала.
Жилистая худоба Чургулии исказила мои представления о прелестях мужского тела. Теперь я, не переставая, удивлялась мощной тугой силе, скрытой под смуглой кожей. И сила эта постоянно себя проявляла. Я сходила с ума от того, что все время пребывала у него в руках. Его широкие ладони постоянно дежурили на подхвате, скользили по бедрам и пояснице. Подхватывали. Прижимали. Удерживали. И мне было безумно удобно в его хозяйских объятиях.
