Он поправил. Получилось опять. Я решительно, пока умение вновь не испарилось, схватила змеиное кольцо и осторожно понесла его ко рту. Сева обернулся в поисках официанта. Темные волосы касались воротника белоснежной рубашки. Шея его была крепкой и сильной. Кожа — смуглой. В расстегнутом вороте блеснула тонкая цепочка. Я отвела глаза.
Но мысли куда-то улетели. И правая рука моя мгновенно превратилась в левую. Палочки безвольно перекосились. И скользкая змея ухнула прямо в глубокое декольте моего рокового платья.
— Ч-черт! — простонала я, с ужасом глядя на Севу и желая провалиться сквозь землю.
— У вас, Ева, какая-то сверхъестественная связь с гадами, — еле сдерживая смех, сказал мне Сева, — то таракан. То змея. И все туда же… Вы позволите?
Я не успела ответить ему ничего вразумительного, как он, вооружившись палочками, привстал со своего места, метко вытянул из глубины моего декольте змея и с невозмутимым видом его съел. Я закрыла лицо ладонями. Это было уже слишком.
— Пригрели змею на своем сердце… — глядя на меня, он все-таки рассмеялся. — Великая вещь — палочки. Вилка была бы здесь абсолютно неуместна.
* * *
Я не могла заснуть. Раскинувшись на кровати, как морская звезда, я смотрела в потолок. Уже давно наступил рассвет.
Когда я пришла домой, мне казалось, что стоит мне только коснуться подушки, как меня не будет. Но что-то никак не позволяло мне отпустить в прошлое этот долгий день.
В ушах все еще шумел исполинский ночной океан. Укрытое покрывалом песка побережье. Ветер, ветер… И звездное небо до самого горизонта.
Я вышла из ресторана как Золушка, в полночь. Красная помада бесследно исчезла с моих губ. Платье я убрала в сумку. Разве что туфельку не потеряла, потому что предусмотрительно переоделась в кроссовки и джинсы. В футболке было прохладно. Но все-таки гораздо теплее, чем в платье.
Он ждал меня на улице, стоя спиной к выходу. Белая рубашка натянулась на широкой спине. Я неслышно подошла к нему сзади. Глубоко вдохнула свежий ночной воздух.
Он обернулся. Без каблуков я почувствовала себя слишком маленькой.
Он оглядел меня с ног до головы. Дрогнул краешком губ. Сразу обозначившаяся складочка на щеке выдала его улыбку.
— Ева, для двенадцати ночи вы очень неплохо выглядите. А поэтому домой вас я пока что не отпущу. — Он картинно предложил мне опереться на его руку и широкими шагами повел вниз по Фултон-стрит. — К тому же вы так ничего и не рассказали про жизнь, которая сложнее, чем кажется. Ну, что там у вас стряслось? Говорите!
Через два с половиной километра Фултон-стрит вывела нас к океану. Она тянется через весь Сан-Франциско от центра до побережья. Этой улицы мне хватило, чтобы рассказать ему о себе все… Про американскую мышеловку, про скоропостижный развод, про томительное ожидание обратного билета. Про гениальный портрет. Про любовь к астрологии. Про все на свете. Или почти про все…
Он слушал меня так внимательно, как будто бы был обязан поставить точный диагноз. И боялся пропустить хоть один подозрительный симптом.
Удивление его вызвала только моя специальность. Дело свое я люблю самозабвенно. Но еще больше я люблю смотреть на реакцию тех, кому я об этом сообщаю. Если бы я работала визажистом в морге, это вызывало бы меньшее изумление. Ну что ты будешь делать — да, кую. Кузнец своего счастья.
— Кузнец? — повторил он, задумчиво глядя на меня. Потом улыбнулся. — Да нет. Скорее кузнечик…
Мы вышли на песчаный пляж, который тянулся вдоль всего побережья на много километров. Ветер пронизывал насквозь. Я зябко поежилась и обхватила себя руками. И тут же мне на плечи легла его куртка. Он застегнул на мне молнию до самого подбородка. Сумка так и осталась висеть на моем плече. Рукава куртки остались пустыми. Я спряталась внутри, как в палатке.
Фонари были где-то позади. Южными созвездиями горело небо. Впереди шумел океан. Почему-то понятно было, что это не море. Не жалкая лужица вроде Финского залива. Громадные волны лизали песок. И ясно было, что волны эти приходят с другой половины планеты. Здесь был край земли.
— Видите, яркая звезда вон там? — Он указал мне на небо рукой. — Это Фамальгаут. Главная звезда Южных Рыб. Дома ее никогда не видно. А вон там красная — Бетельгейзе. У нас она только зимой появится. А осенью, оказывается, тут висит… Кстати, если на наш век выпадет взрыв сверхновой звезды, то первые кандидаты все три из пояса Ориона. Их-то вы, наверное, сами можете найти?
— Откуда вы все это знаете? — спросила я тихо. Звезд я не видела, я видела только руку, которая указывала мне на них. Длинные сильные пальцы чуть расширяющиеся в суставах. Широкую ладонь…
— Просто я люблю звезды, — ответил он.
— Астрология и астрономия разные науки. Я вот на небе, например, ничего не знаю. И потом астрология звездами не занимается. Только планетами.
— Планетами, говорите. Сейчас поищем. — Он задрал голову вверх и стал медленно крутиться на месте. Потом что-то нашел. Повернулся ко мне и уперся пальцем в небо. — Вот, познакомьтесь, Юпитер.
— Планета удачи… — шепотом сказала я. — Наконец-то. А кстати, кто вы по гороскопу, Сева?
— Ну, если вы говорите, что астрология — наука, значит, сможете угадать сами. А я вам не скажу.
— Я же совсем вас не знаю, — попробовала я защитить любимую науку. — Тут нужно время. Показаться может все, что угодно.
— Я через неделю улетаю. Даю вам время до моего отъезда.
— А вдруг я улечу раньше?
— Честно говоря, что-то я в этом сомневаюсь… После всего, что вы рассказали. Так что неделя вам на разгадывание этой загадки. — И Сева мечтательно добавил: — Сейчас бы искупаться… На спинке полежать. Будет как в космосе.
— Страшно. Такие волны. Как будто летишь. А вам, Сев, летать не страшно?
— Я вообще-то боюсь высоты, — ответил он просто.
— А зачем же вы… — удивилась я.
— Ну я всегда стараюсь делать то, чего боюсь, — сказал он нехотя. — Если удается забыть, что боялся, становится хорошо.
— А одного раза не достаточно было? Прыгнул — и забыл.
— Тут у меня почему-то забыть не получается, Ева. Страх никуда не уходит. Терпеть этого не могу… — Он замолчал. А потом бодро добавил: — Поэтому все время и прыгаю. Зато каждый раз так хорошо.
— А я наоборот — если чего-то боюсь, избегаю этого. Надо же как-то прислушиваться к своей интуиции. Если страшно — может, не надо?
— Интуиция, конечно, вещь великая. Только пользоваться ею можно по-разному. Страх — как флажок. Есть флажок — значит, над этим и надо работать.
— Жить тогда тяжело. Каждый день как подвиг.
— А какой, по-вашему, должен быть каждый день, Ева? — Он повернулся ко мне. Но глаз его я в темноте не видела. Только чувствовала, что мой ответ для него очень важен. Разочаровать не хотелось.
