— Хорошо! Вот, — Анжела пихнула мне в руки историю болезни, — ревматоидный артрит, кортикостероиды… Обычно этим занимается Игорь Павлович, но он сейчас отсутствует, так что если тебя не затруднит… «Седуксен» только что вкололи.
Гена — санитар с хорошо откормленной физиономией и круглыми свиными глазками — прикатил старичка в процедурную. Новенький старичок, в смысле — раньше я его не видела. Вертелся он, не переставая, как волчок, несмотря на «седуксен».
И все время что-то говорил, шамкая беззубым ртом.
— …у меня, доченька, есть внученька — ну совсем, как ты! — рассказывал он, цепляясь за мою руку. — Такая же хорошая! Она у меня бизнесменша. Крутая, как теперь говорят! Я-то думал, она меня совсем за делами своими забыла! Нет, навестила тут недавно и говорит — устрою тебя, дед, по первому разряду! При Советах-то все бесплатно было, хоть их сейчас ругают почем зря. Помню, когда у нас в шестьдесят первом с женой сын родился, то мне сразу квартирку от завода дали — маленькую, но свою. Как мы тогда счастливы были!..
Я готовила шприц и вежливо слушала. Пациент перед процедурой должен находиться в хорошем расположении духа. Старичок взялся руководить:
— Только мне йод нельзя, у меня на йод аллергия. Мне спиртом протрите дважды, а лучше внутренне, хе-хе!
Дашка мне ассистировала.
— У вас стройное тело, — обращаясь к ней, прошамкал старичок. — Спортом, наверное, занимаетесь! Скоро зима наступит — можно на лыжах будет бегать. Вот только с артритом проклятым справлюсь и побегу — за вами!
Есть такие старинные гравюры — «смерть и юность», там обычно нарисован скелет и молодая дева рядом, что-то вроде аллегории. Ну а здесь никакими аллегориями и не пахло, все в прямом смысле — живая иллюстрация. Я поймала себя на мысли, что злюсь на человека без всякой видимой причины. Это, конечно, из-за Дашки и Томилина! Старикан порядком надоел со своей болтовней, но он — больной в моем отделении, и мои эмоции ни к чему.
— Вы мне не забудьте новокаинчику еще! — продолжал он распоряжаться. — Я человек нервный — у меня жизнь была тяжелая. Мне всегда перед инъекциями «седуксен» вкалывают и обезболивающее, пожалуйста!
Мне не жалко.
— У вас добрые руки! — сказал он. — Знаете, я редко встречаю женщин с добрыми руками. По-моему, это удивительно!
— Никто не жаловался, — медленно проговорила я из-под маски.
— Так я про это и говорю — у вас добрые руки. Вы знаете легенду о том, почему у женщины локти всегда холодные?
— Не двигайтесь, пожалуйста!
— У Ноя в ковчеге была мышка, она дырку прогрызла, и ковчег стал тонуть, — трещал старичок. — Сначала дырку заткнула жена Ноя своим локотком, а потом собака носом! Вот с тех пор локоть у женщины и собачий нос всегда холодные…
— Арсений Валерьевич, — попросила я, теряя терпение, — пожалуйста, не вертитесь!
— Хорошо, милочка, — он замер на несколько секунд, а затем нашел себе новое интересное занятие.
Да, таких испытаний на курсах по инъекциям точно не предлагалось! Пока я вводила шприц в суставы правой кисти, левая ручонка шаловливого старичка ухватила меня за ногу чуть выше колена.
— Арсений Валерьевич! — сказала я, стараясь не делать резких движений.
— Да, милочка? — как ни в чем ни бывало спросил он.
— Вам может быть больно!
— Вы мне угрожаете? Вы же не обидите пожилого человека…
— Нет, но вы меня отвлекаете, и я могу ошибиться!
— Я верю в вашу профессиональную подготовку, — хихикнул он.
Я закончила с его правой рукой, и Дашка залепила место инъекции пластырем. Я проверила и приступила к левой руке. Можно было направить иглу так, чтобы он света белого не взвидел от боли, но я отогнала эту мысль еще в зачатке как недопустимую. Внутрисуставные инъекции были одним из немногих навыков, которыми я овладела сверх обычных, полагавшихся сестре по статусу, и мне не хотелось, чтобы эта графа была вычеркнута из моего дела. Да и жалко было старика, несмотря на его поведение…
— Не нагружайте суставы, — предупредила я напоследок еще раз, пока Дашка вывозила его из процедурной.
И вытерла пот со лба. Денек начался замечательно — сначала лесоруб со своими проповедями, а теперь еще этот престарелый кавалер.
Это мне, наверное, в компенсацию за несколько дней блаженства — чтоб не расслаблялась. Нет ли какого-нибудь курса выживания для медсестер в элитных учреждениях? Может, мне такой курс самой организовать?
С Дашкой я смогла поговорить серьезно только во время обеда. Сидя над горсткой рубленых овощей, она таращилась в экран телевизора над нами, где мексиканские страсти пылали с непрекращающейся силой. Может, познакомить ее с моей тетушкой?
— Мой секретарь из архива, ну я тебе про него рассказывала, утверждал, что я на нее похожа, — сообщила Дашка, видимо, имея в виду смуглую красотку на экране. — Думал, наверное, что это комплимент, а мне она совершенно не нравится! Я люблю Джулию Робертс…
— Послушай! — я была сейчас не в том настроении, чтобы обсуждать звезд экрана. — Не понимаю, зачем ты рассказала про меня с Меркуловым Томилину? Вам не о чем говорить, так поговори с ним о елках! Мне не нравится, когда посторонние люди оказываются в курсе моих личных дел!
— Да я ведь не знала, что это секрет! Ты же не сказала, чтобы я скрывала, что ты в Меркулова втрескалась…
Я попыталась заморозить ее взглядом, но ничего не вышло. Личико, смотревшее на меня с другой стороны стола, выражало полное непонимание проблемы.
— Да у меня случайно выскочило, — придумала она новую отговорку. — Просто он нажал на меня! Спрашивал: что ты любишь, как тебя приручить и все такое. Вот я и сказала про Меркулова, чтобы он отстал! Я тебя спасала.
Ну что с такой возьмешь? Даша улыбнулась, явно довольная тем, что отношения между нами не испорчены, и прихватила с подноса еще одно яблоко, похоже, решив уничтожить все запасы фруктов в столовой.
А я после обеда заглянула к актеру. Он сидел у окна в кресле-каталке. За окном начинался дождь.
— Вам что-нибудь нужно? — спросила я.
Он посмотрел на меня с печальной улыбкой. Глаза, так хорошо знакомые по старым фильмам, были пусты. Это были глаза человека, который знает, что для него все кончено. В них не было боли, но в них было больно смотреть.
— Нет, — сказал он, — мне уже ничего не нужно.
Хотелось что-то сказать, но слова застряли у меня в горле. Поэтому я просто кивнула и вышла в еще более подавленном состоянии духа.
Палата номер шесть — прямо как у Чехова. Нет, психов тут, конечно, не держали. Хотя это как посмотреть — по мне здесь все были слегка не в себе, включая обслуживающий персонал. А в шестой у нас оказался очередной чинуша на пенсии — Виктор Арнольдович Варламов. Въехал совсем недавно — одновременно с моим приходом и, как и я, еще только осваивался. Его супруга была здоровенной мужеподобной женщиной — ей бы в поле жать или косить, или чего еще там в поле можно делать…
