Сколько все это стоит — подумать страшно. А я-то еще думала, как я теперь богата — вряд ли, написав даже десять романов, я могла бы так жить. Но здесь очень хорошо, очень — спокойно, и дышится легко.
Спальню я осматриваю через дверь — внутрь не захожу, и он не настаивает. В спальне тоже — удачное сочетание старомодности и современности. Не удержавшись, спрашиваю:
— Как все замечательно подобрано! Вы сами ее обставляли?
— Ну, на самом деле я нашел хорошего дизайнера. Но контролировал все сам, разумеется. Понимаете, мы же здесь жили. Я здесь вырос и хотел сохранить дух этих комнат — дух прежний. Просто места стало больше, и мебель в некоторых случаях пришлось заменить. Жаль, что моим родителям наслаждаться всем этим уже не пришлось — отец давно умер, а мама застала эту переделку — но, к несчастью, недолго.
Значит, комната, которую он мне не показал — это комната матери. Пока я думаю, как выразить свои соболезнования, он меняет тему:
— Ну что, мы будем пить кальвадос?
— Будем.
Мы пьем темное, из темной бутылки и темных рюмок — и огонь, как и полагается, разливается по моему телу.
— Я хотел задать вам вопрос, — говорит он. — Личный. Вот потому отчасти я и не хотел, чтобы вы у нас работали — тогда я мог бы просто затребовать в отделе кадров ваше личное дело, но я хочу спросить у вас. Я не стал наводить о вас справки специально — так интереснее.
— А вы могли бы навести справки?
— Разумеется. Так можно — личный вопрос?
— Можно.
— Вы замужем?
— Нет.
— Но у вас обручальное кольцо.
— Я в разводе.
— И продолжаете носить кольцо…
— На самом деле официально мы еще не разведены. Но дело не в этом. Просто все это произошло не так давно, а я привыкла к этому кольцу, я пять лет его носила, и мне даже не пришло в голову его снять, правда.
— Официально не разведены…
— Я свободная женщина, если вы это хотели спросить. И без детей.
— Это я понял.
— То есть по мне видно, что у меня нет детей? Да, наверное, видно. А у вас есть дети?
Не спрашивать же его в самом деле, женат ли он.
— Дочь от первого брака. Уже взрослая.
Повисает несколько неловкая пауза.
— Я тоже в разводе, как и вы. Только уже давно.
— А сколько вам лет?
Очень хотела спросить, потому что непонятно. Он же не барышня, его можно спрашивать об этом — по идее.
— Сорок шесть. Очень стар, да?
— Да нет, вы молодо выглядите.
— Значит, точно стар! Ну что поделаешь.
— Вы совершенно не стары — и вы сами это знаете. Это кокетство.
— Знаю. Но не совсем кокетство — вы же спросили, значит, была причина.
Я прикусила губу — все-таки этот вопрос был хамством с моей стороны. Он действительно не стар, полон сил и прочее — но мне он в отцы годится, буквально. Собственно, мой отец был бы старше — но он умер раньше, и вот таким именно я его и помню, в этом возрасте. Он старше меня почти на двадцать лет. Это серьезно.
— Вы мне очень нравитесь, — говорит он, наливая себе и мне следующую порцию густой темной жидкости. — Очень. Вы прелестны. Вы очаровательны. Мне очень хотелось бы ухаживать за вами, как ухаживают за вами наверняка многие молодые мужчины. Две вещи меня смущают — наши с вами деловые отношения и то, что в ваших глазах я могу выглядеть стариком.
— Но вы, по-моему, уже за мной ухаживаете.
Лобовой ход, конечно — но я правда не знаю, что еще сказать.
— Стараюсь!
Он смеется.
— Вам нужно подтверждение того, что вы не выглядите стариком, или вам нужно мое согласие?
— Да нет — еще раз просить подтверждения значило бы уже унижаться. А просить согласия… Согласия не просят — я просто не буду оставлять попыток, хорошо?
— Как вам будет угодно.
— То есть это означает — «нет»?
— Не знаю. Я не готова к этому разговору. Я вижу вас третий раз в жизни.
— Четвертый. Первый был, когда мы так замечательно с вами скатились по ступенькам. Вы мне очень понравились, сразу.
— Когда лежала вниз головой?
— Именно. Первый взгляд имеет большое значение. Боюсь только, что вы смотрели тогда на меня с иными чувствами.
— Ну, вы тоже были не очень-то вежливы — вы были само негодование!
— Но вы же испортили мой лучший костюм!
Мы долго со смехом перечисляем, кто кому и что испортил. Хорошо, что удалось перевести этот разговор на шутки. Я не знаю, что говорить и как себя вести. В спальню он вроде бы меня не тащит — и слава богу. Тогда пришлось бы встать и уйти — а мне так приятно сидеть в кресле, в тепле, и пить. Я не хочу уходить сразу. Нужна новая тема для разговора — и я спрашиваю его о фарфоре, который стоит в столовой, в резном буфете с большими стеклами.
— О, это прекрасный фарфор. Это еще моя бабушка собирала — очень любила и всюду выискивала. Пойдемте, посмотрим.
Мы идем смотреть фарфор, потом книги в библиотеке, потом какую-то коллекцию камней, оставшуюся от деда-геолога. Хороший дом, здесь есть все — память о прошлом, покой, укорененность — все, что надо для жизни. Здесь хочется остаться и жить. Хочется, это правда. Но оставаться не следует — да и на часах давно уже за полночь. Часы у него, кстати, тоже замечательные — настоящие напольные часы, в столовой. Они бьют каждый час.
— Как же вы тут живете, не будят они вас по ночам?
— На ночь бой можно отключать. Вот тут. Хотите их завести? Как раз пора.
— А как их заводят?
— Все очень просто. Берете гирю — вот эту, да — и тянете вниз.
Я с силой тяну вниз огромную, тяжеленную гирю. Цепь скрипит. Ах, какие часы!
— Ну вот, теперь вы практически член семьи. Чужим я никогда не доверяю заводить часы.
— Какая честь!
— Ну, вы же ее достойны. Я рад, что вы завели эти часы.
Это флирт высшей категории, да. Как в романах.
— Мне очень жаль покидать ваш дом — но уже поздно…
— Конечно, я понимаю. Сейчас я позвоню, машина будет через двадцать минут. А мы пока выпьем еще кофе, если не возражаете.
Кофе мы пьем на кухне, за деревянным столом, с маленьким круглым немецким печеньем из плетеной корзинки. Сказка просто.
Он спускается меня проводить и сажает в машину. Мы прощаемся. Машина та же, шофер тот же. И когда он спрашивает меня, куда ехать, я просто отвечаю машинально: «Домой» — и он, не переспрашивая, везет меня домой. Он уже все знает, все выучил, я могу не думать об этом. Все легко, удобно и приятно.
