— Я польщена, — повторяю я. — Я действительно польщена тем, что подобное предложение вы делаете именно мне. Я не могла предположить, что мои первые опыты получат столь высокую оценку. Я была бы рада оправдать возложенные на меня надежды…
Поток моего книжного красноречия, которым я пытаюсь прикрыться в сложившейся ситуации, увлекает меня куда-то в бездну, и я не могу остановиться.
— …Но я не вполне понимаю, простите, почему, чтобы сделать мне это предложение, основываясь, как я понимаю, на моих текстах, которые вы прочитали, вы должны были увидеть меня в «нерабочей обстановке»? Вот этого я понять не могу.
Тут он вскакивает — и я вдруг думаю, что, боже мой, тут же даже стульев нет, рядом со мной, одни кресла, тут ни одного предмета у стены, потому что нет стен, нет тяжелой чернильницы на столе, потому что никто не пишет чернилами, тут совершенно не за что схватиться! А вдруг он маньяк?
Он поджигает свою сигарету, затягивается и делает несколько длинных шагов — к окну и обратно.
— Сразу видно, что вы не варитесь в этом бизнесе — и это прекрасно, очень хорошо, что не варитесь! Поймите, ведь здесь в первую очередь важен не текст, а человек. Нужен брэнд, торговая марка — ну, вот как Роулинг, например, хотя там жанр другой, да все равно… Да хотя бы Маринина — вы понимаете, что я имею в виду? Вы красивая женщина. Вы настоящая леди. У вас есть вкус, есть стиль, вы достаточно уверены в себе и достаточно мягки и женственны В вас «что-то есть», как говорят в таких случаях. И в вас есть то, что, я думаю, удовлетворит читателя, того читателя, которого я хочу сейчас получить… Вы не принадлежите к модной тусовке — это прекрасно, широкая публика не воспринимает тусовку. Но вы и не провинциалка. В вас есть все, что нужно, чтобы создать нового автора, новое имя. Можно начинать работать. Как видите, это чисто деловое предложение — по-моему, тут все ясно.
Я медленно прихожу в себя. Вот это откровенность. Вот это да. Текст вторичен, брэнд первичен. А я имею шанс почувствовать себя королевой красоты или продажной женщиной, по желанию.
— Я давно собирался раскрутить такой проект, но не было подходящей кандидатуры. Вы мне подходите.
«Мой проект». Я слышу эти слова и вспоминаю вдруг те, другие, сказанные мне в лифте, сказанные вместо «я люблю тебя» или хотя бы «я любил тебя».
«Ты была моим самым большим проектом. Самым большим вложением капитала, если угодно. Я думал, что могу рассчитывать на тебя. Ты меня предала».
Опять я проект. Я всегда чей-то проект. Это мне напоминает еще что-то очень знакомое. Вот что! «Я — вещь. Слово для меня найдено!» Это же «Бесприданница» Островского. Ах ты, черт возьми, русская классика — все оказывается неожиданно живее и актуальнее, чем когда-то на первом курсе. Я — проект, ладно. Теперь я его проект.
— Разумеется, надо работать, гарантий нет. Писать вы должны сами — и у вас есть для этого все данные, повторяю. Только нужен сюжет, нужно соединить крепкий сюжет и вашу манеру письма. Ну тут в крайнем случае мы поможем, общими усилиями. Я дам вам хорошего редактора, и вы всегда сможете посоветоваться со мной — я лицо заинтересованное. Если вы согласны — в принципе, я могу предложить вам очень хорошие условия. Очень хорошие — притом что риски, раскрутку и прочее мы берем на себя.
Он называет сумму. Сумма, по моим представлениям, огромна.
— Эти деньги вы получите в том случае, если напишете роман, он нас удовлетворит и мы заключим с вами сразу же договор «на все» — на серию романов, на пиар-компанию и прочее. Конечно, вы продаете не только свой текст, но и свое лицо и свое время, таковы правила игры. Вы должны будете нас представлять. Но потом ведь еще будут потиражные отчисления, учтите — я человек порядочный. А поскольку инициатива исходит меня, я готов предложить вам аванс, немедленно — в случае, если из этой затеи ничего не выйдет, возвращать вам его не придется, мы пропишем это в договоре.
— И когда вы готовы подписать договор, если я соглашусь?
— Да хоть завтра!
То есть завтра я уже буду практически богата. Для него, может быть, это и не деньги — но для меня…
Мне вдруг приходит в голову, что я могла бы поехать в Париж, прямо завтра же. И встретить рассвет на рынке.
«Надо искать тех, у кого есть деньги — и брать», вспоминаю я слова Ивана. Кажется, это тот самый случай. И ничего не надо отсиживать!
— Все-таки, — говорю я, — все-таки я не понимаю, почему именно я. Ведь наверняка же могли быть другие кандидатуры для этого проекта. Я ведь только что, полчаса назад, собиралась попросить у вас место редактора!
— А вот редактором я бы вас не взял, — неожиданно отвечает он.
— Почему не взяли бы? Разве из меня вышел бы плохой редактор?
— Скорее всего, вышел бы довольно хороший. Но не в этом дело. Во-первых, вы можете принести больше пользы, больше прибыли, если угодно, в ином качестве — вы мне выгодны как автор. Во-вторых, у вас довольно самостоятельный, сильный характер…
Боже, когда, когда у меня успел появиться этот сильный характер, неужели за последние три недели?!
— С вашим характером трудно быть подчиненной — опыта нет. У нас с вами быстро испортились бы отношения и мне пришлось бы вас уволить. Я не хотел бы видеть вас своей подчиненной. Я предпочитаю общение на другом уровне.
Общение на другом уровне… Что-то цепляет меня в этой фразе — что-то в ней есть, помимо нежелания брать меня на работу редактором. Ну да ладно, не до этого сейчас — не до этого, потому что сейчас надо решать, как быть с деловым предложением. Как быть? Надо ведь соглашаться. Надо. Там разберемся, а таких денег мне, кроме него, все равно никто не предложит.
Как он на меня смотрит… Да, я не ошиблась, это мужской взгляд. Мужской, оценивающий, а вот уже и не оценивающий, а откровенно зазывный мужской взгляд. Не пошлое подмигивание, «пойдем в койку», нет — попытка воздействия как гипноз. Нет, не просто так он делает мне это предложение. Ну и что из того? Они меня используют, они превращают меня в свой проект, они… Что ж, мне тоже надо их использовать. Я хочу в Париж, в конце концов. И, в конце концов, он делает мне это предложение, потому что я могу писать. Мы подпишем договор, и я ничего не буду ему должна, кроме текста. А там, потом, в Париже и после Парижа — там я уже буду думать, чего я хочу. Может быть, я сама захочу чего-то большего — и это будет уже мое желание, моя воля.
— Я согласна.
— Согласны на договор или согласны на общение?
Он смеется.
Они все время смеются. Мне тоже надо научиться смеяться, заново. Я улыбаюсь.
— Согласна на договор. И на общение, конечно — как же мы будем с вами работать, если не будем общаться? Рада была с вами познакомиться. А сейчас уже поздно, простите — мне надо идти.
Я встаю и беру свою сумочку — тем самым жестом, каким дамы, в шляпах и длинных, до локтя, перчатках, дамы в кринолинах и с тонкими талиями берут в кино свои крошечные микроскопические сумочки с носовым платком и любовной запиской, берут, завершая очередной «визит», чтобы спуститься по мраморной лестнице вниз, к ожидающей их карете. Я вижу свою руку «в кадре».
