Теперь я опять должна искать хорошего мужа. А это же не муж, это так, «для здоровья», какой из него муж? Действительно, какой? Никакой. Не муж. Не муж, нет. Скажут: «Какая пошлость, в клубе на загаженном полу». Как подумаешь, что скажут — хочется пойти и еще раз помыться, только не от загаженного пола отмываться, не от мужчины, нет — от всей этой пошлой риторики, которая так проста, так понятна, так доступна, которая разменивает «мильоны — на рубли».
Я знаю это так хорошо, потому что выросла в этом, потому что жила в этом, потому что и сама способна была с легкостью так рассуждать, если надо. Мне было удобно так рассуждать, в моем маленьком уютном буржуазном глянцевом мире, в моем кукольном доме. Ведь я осуждала Светку — да, сейчас признаюсь, осуждала, и не раз — про себя, и не резко, не жестоко, не окончательно — тихо так, подло, про себя, слегка: ну как же, я замужняя дама, у меня один муж, я ему никогда не изменяла, он у меня первый — а Светка столько мужиков поменяла, столько мужей бросила, у нее вечно «романы». Вот и у меня роман. Боже, какая пошлость! Пусть с компьютерщиком — но все равно, не на светском приеме познакомились.
На светском — можно. Если есть рекомендации от друзей и знакомых, счет в банке, положение в обществе — тогда можно, тогда это общественно одобряемый роман. Если нет — нельзя, только «для здоровья, от отчаяния»? Да плевать я хотела на их «здоровье» и на их «отчаяние»!
Я так хотела, я отдалась чувству впервые в жизни, я позволила себе делать, что хочу, я просто наконец себя отпустила, вырвалась. Я бы не пошла с первым встречным. Он — не первый встречный. Он мне понравился, очень понравился, он был мне близок по духу, был интересен — и я осталась. Я влюбилась, вот что. Остается только одно, одно непреодоленное — перестать вот думать, например, о том, о чем я сейчас думаю. Стать совершенно свободной, внутренне.
И еще одно, к сожалению. Это тоже мое, тоже от Козерога. Чувство безопасности и защищенности. Вот чего хочет Козерог. Всегда, всегда, всегда… И я ищу. Уже ищу. Уже хочу. Уже рада, что мне обещали модем, что мне обещали помочь с работой, уже думаю о нем, надеюсь на… Вот, если я смогу преодолеть в себе это, если смогу — если смогу преодолеть в себе этого проклятого Козерога, эту жажду стабильности и упорядоченности, стабильности, утраченной неделю назад, упорядоченности, разрушенной сегодня ночью… Если смогу. Не знаю, смогу ли. Я подумаю об этом потом.
В девять я была у двери. Конечно, я была у двери, куда же я денусь. Вошла, спустилась нашла его за компьютером. Поздоровалась, «привет-привет», сразу, чтобы не задерживаться, чтобы не было неловких ситуаций, попросила машину и пошла проверять почту. Нашла письмо от Светки и, не читая, отправила ей свое. Потом углубилась в перипетии берлинско-кёльнской эпопеи — самое оно мне сейчас, не думать о своем.
Светка описывала фантастические, а теперь для меня уже не слишком фантастические, приключения. Теперь, пожалуй, я смотрю на них иначе — неделю назад это казалось бы мне бог весть какой экзотикой.
Захлебываясь, она описывала мне все в подробностях. Сперва начала по порядку — как она приехала и как он сразу ее встретил, в аэропорту, и как повез в отель, на регистрацию в фестивальный пресс-центр, потом еще куда-то, где ей надо было быть и сразу с кем-то встречаться и переговариваться, как безропотно возил весь день, а потом велел мыться, переодеваться и повез в ресторан. А потом сразу перескочила на него — и принялась описывать. Какой он, какие у него волосы, глаза, голос, как он ведет машину, как он сказал ей то-то и то-то, как он во всем разобрался, как он ее уже успел от кого-то защитить — и она почувствовала себя защищенной! Как он подал ей где-то руку и как они танцевали на третий день в какой-то пивной, куда она его затащила, и, хотя никто не танцевал, но она очень хотела и он не стал выпендриваться и делать страшные глаза, как поступил бы на его месте любой немец, любой средний европеец, не стал говорить, что это «не принято» и «неприлично»…
В общем, судя по всему, он был просто идеал советской/российской женщины этот Фриц — он «соответствовал канону» и одновременно «нарушал запреты». Герой из сказки.
Потом вдруг без всякой связи, растеряв где-то по дороге четыре фестивальных дня, которые по идее должны были быть наполнены фильмами и работой, действие переместилось в Кёльн. И приняло, надо сказать, неожиданный оборот — он познакомил ее с мамой. Большего ведь ни одна женщина ожидать от мужчины не может, ведь так? Причем опять же не пафосно познакомил, не казенно, насколько я поняла из сбивчивых Светкиных восторженных речей, а как-то очень по-человечески, по-домашнему.
Вот сколько ни говори, что «они» — такие же как «мы», а каждый раз удивляешься, если они поступают по-человечески, все время ждешь какой-нибудь пакости — или это мне по инерции так кажется, Светка там, судя по всему, сошла с ума от счастья и уже никаких подвохов и «подстав» не ждет. У нее лозунг дня: «Все отлично! Все просто замечательно! Все будет хорошо! И слушать ничего не хочу, даже если кто-нибудь посмеет лезть со своими советами и предостережениями! В конце концов, я столько натерпелась — и теперь мне просто обязано повезти!» — с последним, впрочем, я совершенно согласна — должно.
Так вот он просто сказал ей, что по пятницам всегда заезжает к маме, и они вместе заехали, и он сказал, опять же очень просто: мама, это Светлана, моя подруга, она русская — отрежь ей, пожалуйста, еще кусок твоего торта, по-моему, она немного стесняется, но торт ей явно понравился. Самое смешное, что ей понравилась даже мама! Она оказалась не похожей в равной степени ни на «старых добрых немецких фрау» с рождественской открытки с чисто вымытыми щеками и в чепчике, ни на худых жилистых эмансипированных кобыл с оскалом крокодила: «Бабушка, бабушка, а почему у тебя такие большие руки?»
Светка, кажется, больше всего боялась именно этого «современного европейского» варианта, но пронесло. Не знаю уж, на кого она там похожа, эта фрау — видимо, просто на саму себя. Что ж — это лучший вариант. С мамой вроде — полное взаимопонимание, хотя мама не говорит по-английски, а Светкины познания в немецком… В общем, я слегка сомневаюсь, но это не мое дело.
А потом Светка плавно перешла к сексу. Собственно, это была чистая романтика — прогулки под луной, поездки в загородный домик, десятки поцелуев в самых романтических местах с видом на какой-то замок, секс как таковой на втором плане, да и как его описать, этот секс — просто вот: «Понимаешь, мне никогда еще не было так хорошо». Ну и отлично. Пожалуй, мне тоже никогда еще не было так хорошо, как вчера. Надо было бы, по идее, чтобы она тоже за меня порадовалась — но это как-то все не опишешь. Даже Светке страшно описывать. Страшно спугнуть.
Дочитав, написала очень короткий ответ:
«Все прочла. Это здорово. Пусть все так и будет, без разочарований. Судя по всему, он хороший мужик, твой Фриц. Это просто отлично. Целую тебя. Рассказывай, что дальше будет. М».
Иван начал уже выгонять клиентов, и мне надо было перестраиваться и начинать думать о другом. Но все-таки еще раз обновила страницу — и получила следующее письмо, совсем короткое: «Он тебе изменял?» Не удержавшись, ответила — и ответила все-таки чуть длиннее, написала то, чего, наверно, и не следовало писать: «Да. Но я теперь свободная женщина — и сама делаю что хочу». И выключила компьютер. И пошла к Ивану.
