— Все можно. Модем нужен — и пожалуйста. У вас дома евророзетка, телефонная?
— Не знаю.
— Ну, там уже не розетка, там сбоку втыкаются такие плоские наконечники.
— Кажется, да.
— Тогда все просто — покупаете модем, в любую мастерскую — вам его подключат, а дома вы в розетку сами воткнете. Или без мастерской — муж небось сам подключить сможет.
— Я не замужем.
Он смотрит куда-то в сторону, но в складках у губ, вот там, внизу — там появляется какая-то неуловимая презрительная ирония. Он меня презирает. Он думает, что я лгу.
— То есть я уже не замужем. Я разведена.
— Ясно.
Третий раз он произносит это свое «ясно» и, кажется, больше вопросов не будет. Его это не интересует. Он идет наливать кофе, и я вижу, вижу по этой спине — может быть, я преувеличиваю насчет спины, но я уверена — что и правда не интересует. Да кто я такая, в конце концов, чтобы его это интересовало? И он не слишком похож на бабушек на лавочке, готовых обсуждать чужую личную жизнь.
Кстати, у нашего подъезда тоже есть такие бабушки — повезло в кавычках, сейчас ведь они не так уж часто уже встречаются. И мне еще придется выдержать это подъездное обсуждение. Пока они думают, что Сережа уехал в командировку. Меня уже спросили об этом вчера — я промолчала, притворилась, что тороплюсь. Интересно другое — меня сейчас гораздо больше волнует, что думает обо мне этот незнакомый человек, чем тот факт, что я впервые сказала, что я в разводе, признала это, прежде всего для себя — вот что интересно.
— Вот сахар. Вы действительно Марина?
— Действительно.
Это опять почти правда, я почти не лгу. Если всю жизнь я была Машей, будучи по паспорту Марианной — то почему бы мне сейчас не быть и Мариной, ведь это почти одно и то же, почти. Марина — значит «морская». Мария — «госпожа», а по другим сведениям — «горькая». Госпожой я уже побыла. Горько мне было. Я все взяла от этого имени. Попробуем теперь по-другому.
И мы пробуем. Два часа мы говорим обо всем. О чем угодно. О кино, о музыке, о литературе, о компьютерах, о политике. Я знаю, на что это было похоже. В фильме «Вне поля зрения» Джордж Клуни и Дженифер Лопез вот так же разговаривают, лежа в темноте, в багажнике, со связанными руками — о кино. Обсуждают старые фильмы, которые оказались общими — хотя пять минут назад они не подозревали о существовании друг друга. Я ни разу, за все годы жизни с Сережей так долго не говорила обо всем. И уже не важно, в чем мы совпали, а в чем нет. Последнее, что мы обсуждаем — фильм «Вам и не снилось» и пломбир в вафельном стаканчике — тот, прежний. Он оказался на три года младше меня.
На часах уже десять — он выходит в зал и довольно долго разгоняет последних игроков. Я проверяю телефон — Светка прислала мне эсэмэску, говорит, что пьяна и напишет мне завтра. Надо думать, что делать сейчас.
— Ну что, почту проверять будешь?
— Нет, она завтра напишет. Завтра вы работаете?
— Работаю. Давай, может, на «ты»?
— Давай. А как тебя зовут?
— Иван.
— Ваня?
— Нет, просто Иван. Я так привык.
— Хорошо, раз привык… Ну, я тогда завтра приду, к вечеру, наверное. У вас по двенадцать часов смена?
— Двое через двое. Я сегодня здесь ночую.
— Где здесь?
— Прямо тут, на полу. Спальник есть, мы им все пользуемся, если переночевать надо.
— Ты живешь далеко?
— Нет, близко как раз. У меня там комната в коммуналке — но я ее сегодня другу на ночь отдал.
— В смысле — отдал?
— В смысле он с девушкой. Им приткнуться негде. А я все равно работаю. Эти ушли — теперь можно ночь спокойно работать, а утром покемарить, пока никого нет.
— А что ты будешь делать?
— Книжку перевожу про траву — денег хочу, чтоб летом можно было дернуть куда-нибудь.
— Про какую траву?
— Наркотики. Легальная книжка, общедоступная — вроде издатель на нее нашелся. Друзья перевод подкинули. А ты вообще чем занимаешься, домохозяйка?
— Я ничем не занималась. А сейчас как раз работу ищу. Мне бы редактором. Или хотя бы корректором.
— Это гроши. И надо отсиживать.
— Пусть отсиживать. Я не против.
— А я против. Всю жизнь делаю так, чтобы нигде не отсиживать.
— А здесь?
— Здесь не жалко. Времени много, делать тут ничего не надо, в галстуке ходить не надо, начальства нет. Это наш клуб.
— Ты что, владелец?
— Не владелец, но почти. У меня его друзья когда-то открыли. Денег, правда, считай что нет — но зато все свои и до дому два шага. Инета сколько влезет, оборудование хорошее. Надоело — в любой момент можешь свалить, только предупреди, хоть за день — нагуляешься, потом вернешься. Я эту работу на черный день держу — когда нет другой и когда не гуляю.
— А как ты гуляешь?
— Еду куда-нибудь стопом. В том году всю Европу простопил.
— Европу?!
— Покупаешь «шенген» и дуешь. Денег много не надо.
— А почему ты в коммуналке живешь?
— Потому что есть коммуналка. Мне хватает.
— А деньги?
— Что деньги?
— Ну, деньги тебя же интересуют?
— Деньги сами по себе не нужны. Я вообще без денег могу жить. И живу, собственно. Деньги нужны на что-то — на проект, замутить что-нибудь. Ну, тогда надо искать тех, у кого есть деньги — и брать.
— Как — брать?
— Ну не грабить, конечно — зачем грабить? Язык подвешен, мозги есть — значит, те, у кого их меньше, дадут тебе денег. У нас пока еще мало дают — вернее, дают, но не те, кто дает на Западе. Приятель один у меня денег получил на поездку за ржавыми тазами — ездил, собирал, устроил выставку — деньги немцы дали. Но и у нас тоже можно найти, искать только надо.
— И ты ищешь?
— Искал и находил. Но лень обычно. Вот сейчас покантуюсь тут — потом что-нибудь выдумаю, когда надоест. Ты куда?
— Пойду.
— Тебя что, дома ждут?
— Нет. Меня никто не ждет.
— Так зачем идти? Оставайся.
— Тебе же работать надо.
— Работа не волк. И ты мне не мешаешь. Оставайся, можешь спать в спальнике, я все равно за компом буду. Ты же не хочешь уходить, я вижу.
— Не хочу.
— Ну и не уходи. Тебя же не гонит никто. Есть хочешь?
Это уже был совершеннейший бред. Но ведь раз в жизни — раз в жизни можно и бред.
— Если есть хочешь, надо сходить за жратвой. Можно в магазин, можно в «Мак». Ты что пьешь?
