— Ну и что с тобой дальше-то было? — нетерпеливо спросил Леня.
— Дак что было? — вздохнула она. — Прихожу после больницы — они меня и на порог не пускают. Свекровь прямо шваброй на меня, да еще обозвала по-всякому. Ты, говорит, никто и звать никак. Сын мой завербовался на заработки, с тобой развелся, пошла вон из моего дома.
У них там все схвачено, выписали меня из квартиры живо. Я скандалить пыталась, ментов вызвали, отметелили меня и в камере три дня продержали. Как выпустили — я снова к ним. В ногах валялась, все берите, только сына отдайте. Не знаем, орут, ничего про твоего сына, сама его куда-то по пьяному делу потеряла! Снова менты приехали, говорят, если не уйдешь сейчас, дадут тебе два года за хулиганство. Но про ребенка все же разговор зашел, свекровь бумагу показывает — сдали они ребенка в детский дом в Волосове, потому что мать его, то есть я, шалава и пьяница, дома месяцами не бываю, а свекровь — инвалид, не может с внуком сидеть.
Машка прерывисто вздохнула и прижала руки к груди.
— Как услышала я про детский дом — так и обмерла. А дальше ничего не помню. Очнулась на вокзале — деньги и документы все украли, вещи тоже. Ну, доехала кое-как до Питера, сунулась в квартиру свою, а там чужие люди живут. Мужик здоровый такой, меня с лестницы спустил. Ну вот с тех пор и бомжую…
— А про сына так ничего и не выяснила?
— В детдоме он, в Волосове… Сыночек мой… — завела опять Машка.
— Тихо! — прикрикнул Леня. — Хватит уже! Сама во всем виновата!
— Ага, — согласилась Машка. — Сама… Только Рвакля меня не ругает, он меня жалеет…
— А сейчас-то он где? — Маркиз решил, что с него хватит душеспасительных разговоров, пора переходить к делу.
— Сейчас он работает! Деньги зарабатывает! — с уважением сообщила Машка.
— Деньги? — переспросил Маркиз. — Бутылки, что ли, собирает или банки из-под пива?
— Обижаешь! — Машка понизила голос и покосилась на остальных членов команды. — Рвакля такой классный бизнес придумал! Тут неподалеку от метро скверик есть, где народ после работы собирается пивка выпить. На скамеечке устроятся, выпивают, разговаривают — милое дело… Ну а Рвакля тут как тут…
— Просит, что ли? — догадался Маркиз.
— Зачем — просит! Рвакля, он гордый, он просить не любит. Это, говорит, унизительно и самое главное — невыгодно. Тому, говорит, кто просит, всегда подают мало. Надо, говорит, так себя поставить, чтобы сами предложили, да еще просили, чтобы взял…
— Это как же? — усомнился Леня. — Чтобы у нас кто-то просто так денег дал — не видел я такого!
— А вот ты послушай. Он, значит, как увидит, что пришла компания пивка выпить, рядом с ними усядется или взад-вперед прохаживается, вроде без всякого дела. Ну, сам понимаешь, не всем нравится, когда бомж рядом существует. Люди отдохнуть собрались, а им тут весь кайф ломают. Ну, они ему тогда вежливо говорят — пошел бы ты куда подальше! Направление сам знаешь или тебе нужно конкретно указать? А он им — у нас страна свободная, где хочу, там и обитаю! Тогда они ему на пиво дают, только чтобы ушел!
— Это, конечно, хороший бизнес… — протянул Леня. — Психологический… но ведь могут и рыло начистить!
— Могут, — со вздохом согласилась Машка. — Риск, конечно, есть в любом бизнесе. Потому Рвакля меня с собой не берет на этот промысел. Но большинство предпочитает дать денег, поскольку не всякому охота об бомжа пачкаться.
— Интересный бизнес! — повторил Леня. — Перспективный! А где, говоришь, этот скверик?
— А что это ты интересуешься? — подозрительно осведомилась его собеседница.
— Да хочу поглядеть, как он это делает. Передовой опыт, как говорится, перенять. Жизнь у нас, сама знаешь, трудная, лишнее ремесло никогда не помешает.
— Ну ладно, — согласилась Машка. — От метро по переулочку пройдешь налево, там будет арка, за ней этот скверик. Вот там он и промышляет. Только ты смотри, клиентам на глаза не попадайся, а то весь бизнес Рвакле собьешь…
— Ладно, а ты пока за вещичками моими присмотри! — Леня оставил на попечение новой знакомой безразмерную клетчатую сумку и отправился на разведку.
Скверик, о котором говорила Маша, он нашел без труда.
Здесь стояли три зеленые скамейки в окружении чахлых кустов жимолости и барбариса. На одной скамье сидела моложавая пенсионерка с детской коляской, на другой — довольно молодой бомж с растрепанными светлыми волосами и круглым добродушным лицом. Наверняка это был Машкин приятель Рвакля, теперь, когда он был без шапочки, имя очень ему подходило. Маркиз орлиным взором заметил на ногах у бомжа серые от пыли, но довольно приличные ботинки, высокие, на шнуровке.
Леня по тропинке за кустами подошел к скамейке и вполголоса окликнул бомжа:
— Эй, Рвакля!
Тот завертел головой, увидел высовывающуюся из кустов Ленину физиономию и недоуменно проговорил:
— А ты еще кто такой? Откуда мою кликуху знаешь?
— От Машки, — вполголоса отозвался Маркиз. — Машка-Леденец мне сказала, что ты тут на заработках.
— Вот болтушка! — поморщился бомж. — Говорил же я, чтобы лишнего не трепала, особенно малоизвестным людям! Ну и чего ты от меня хочешь?
— Разговор есть.
— Насчет чего разговор? Только быстро выкладывай, пока клиенты не появились!
— Насчет вот этих самых ботинок. — Маркиз кивнул на обувь бомжа. — Это ведь ты их в обезьяннике с Пирожка снял?
— С какого еще пирожка? — забормотал Рвакля. — Никаких пирожков не знаю, а также бубликов и пирожных… мучное вообще исключительно вредно для здоровья, от него в организме холестерин и другие неприятности… а если тот хмырь в обезьянник угодил, надо за своей обувью присматривать! А то, понимаешь, спит как у себя дома, людей вводит в соблазн…
— Да я не в претензии, — остановил его Маркиз, — наоборот, хочу сделать тебе насчет этих ботинок взаимовыгодное предложение. Оно тебе однозначно понравится…
Он хотел было подойти к Рвакле, но в это самое время в сквере появилась компания утомленных мужчин не первой молодости, наверняка объединенных общей не слишком интеллектуальной работой.
Вспомнив свое обещание не мешать бизнесу Рвакли, Леня снова юркнул в кусты позади скамейки, откуда ему было хорошо видно и слышно происходящее.
Бабушка с коляской, которая и прежде неуютно чувствовала себя по соседству с бомжом, вскочила и укатила коляску в неизвестном направлении. Сослуживцы расселись на освободившейся скамье, достали из сумок пивные банки, расстелили газету и разложили на ней воблу, огурцы и другие дары природы. На их лицах читалось предвкушение светлого момента, однако время от времени то один, то другой недовольно косился на Рваклю.
Бомж тем временем начал свой спектакль.
Он лег на скамью, вытянув ноги, закинул руки за голову и затянул дурным голосом:
