— Обязательно. Кстати, сначала я не придал этому значения, но у сенатора есть маленькая татуировка.
— Многие делают себе татуировки.
— В том числе я. Из-за кровоподтеков я едва ее разглядел. Сделана в паху.
— У него татуировка в паху?! — изумилась Ева, а Пибоди громко охнула.
— Слева от основания пениса.
Моррис надел одни очки-микроскопы, другие подал Еве.
— Проверь второго, — распорядилась она, склоняясь над трупом. — Да, теперь вижу, хоть и с трудом. Похоже на кельтские руны… Но ведь Мира — фамилия не ирландская и не шотландская?
— Скорее, арабская или индейская, но… Да, у второго убитого такая же. Та же татуировка в том же месте.
— Можешь определить, когда ее сделали?
— Постараюсь. Возьму образец дермы, исследую сам и пошлю в лабораторию.
— Что же она значит? Пибоди, сделай снимок. Нужно проверить, есть ли у нее какой-то смысл.
— Ты ближе и в очках.
В ответ Ева только закатила глаза. Она достала телефон и сделала три снимка.
— Изображение нужно увеличить и подчистить.
— Давай сделаю, — тут же вызвалась Пибоди, но Ева уже звонила своему эксперту.
— Привет!
— И тебе привет, — ответил Рорк.
— У меня короткий вопрос — вдруг знаешь. Сейчас, подожди…
Немного повозившись с телефоном, Ева отправила Рорку фотографию.
— Видишь татуировку? Кожа вся в синяках, но…
— Вижу. Как-то вечером мы с приятелями напились и решили сделать себе такую же. Кельтский символ. Означает «братство».
— Братство… Да, подходит. Почему же вы не сделали татуировку, если были настолько пьяны?
Глаза Рорка озорно заблестели.
— Не настолько, чтобы позабыть, что в определенных деловых кругах особые приметы весьма нежелательны. Если тебе больше ничего не нужно, мне пора на встречу.
— Нет, у меня все. Спасибо. Иди, купи Солнечную систему.
Ева нажала на отбой, глянула на обоих убитых.
— Братство… — повторила она.
Они с Пибоди вернулись к машине и поехали в Центральное.
— Позвони Харво — спроси, не нашла ли Королева волос и волокон чего-нибудь интересного на веревке.
Пока Пибоди звонила в лабораторию, Ева набрала номер Миры.
— Ева?
— Извините, что так рано.
— Ничего, мы уже встали. Я все равно собиралась приехать на работу пораньше.
— Мне нужно с вами поговорить.
— Сколько угодно и когда угодно. Могу сама к вам зайти.
— Это сэкономит мне несколько минут. Я должна вам кое-что сообщить: Джонаса Вайманна убили.
— Я… Мы его знали. Это близкий друг Эдварда.
— Умер той же смертью.
— О боже… Вы в Центральном?
— Скоро там буду.
— Выезжаю минут через десять.
— Можете передать трубку мистеру Мире?
— Да, конечно.
Ева услышала невнятное бормотание, шорох, и на экране появилось доброе лицо Денниса.
— Неприятная новость. Джонас Вайманн… Гениальный был экономист.
— Да, я слышала. Мистер Мира, вы не знаете, когда ваш кузен сделал татуировку?
— Эдвард? Татуировку? — В зеленых глазах Денниса отразилось недоумение. — Совсем не в его духе.
— Вы не знали, что у него есть татуировка?
— Нет. До отъезда в колледж ничего такого у него не было. Последние выходные перед началом учебного года мы провели на пляже. По ночам купались голышом, так что я бы заметил. Я иногда кое-что забываю, но такое запомнил бы.
— Спасибо, вы мне очень помогли. И еще кое-что: ваша фамилия, случайно, не кельтского происхождения?
— Кельтского? Нет. У меня есть кельтские корни по материнской линии, если вас это интересует.
— Еще раз спасибо. Как вы себя чувствуете?
Похоже, Мира поколдовала над его виском волшебной палочкой, потому что синяк был почти незаметен.
— Совершенно нормально. А вы?
— Хорошо. Передайте, пожалуйста, доктору Мире, что я буду ее ждать. Спасибо.
— Будьте осторожны. Кто-то очень обозленный не хочет, чтобы вы его нашли.
— Так и есть. До связи.
— Самый заботливый мужчина планеты, — вздохнула Пибоди.
— Еще и проницательный. Он сказал: «Обозленный». Не больной, ненормальный, опасный или жестокий, а обозленный. И он прав: главное здесь — злоба. А ты что выяснила?
— Веревка самая обыкновенная, как ты и ожидала. На теле никаких волос, кроме его собственных. Волокон тоже нет.
— Сенатора как-то протащили в дом. — Ева кивнула, живо представляя себе эту картину. — Обернули полиэтиленовой пленкой и внесли внутрь. Значит, их было, по крайней мере двое. После того что с ним сделали, сенатор наверняка слишком ослабел, чтобы сопротивляться, даже если находился в сознании. Дождаться ночи, втащить его в дом, снять пленку и привязать к люстре.
Ева въехала в гараж Центрального управления, поставила машину на обычное место и так и осталась сидеть задумавшись.
— Ужасно много возни. Гораздо легче просто избавиться от тела, но им этого недостаточно. Если они привозят изувеченного, полуживого человека в благополучный район, пусть даже посреди ночи, значит, место убийства имеет значение. Родной дом. Безопасный уголок. Зажиточный район. Наверняка это что-то значит.
— Может, безопасная и зажиточная обстановка напоминает убийцам о чем-то? Если речь о сексе, возможно, именно в таком районе все и происходило. Если же речь об изнасиловании…
— Речь об изнасиловании — вот увидишь.
— Ладно. Может, их насиловали в похожем месте?
— Возможно. Поговори еще раз с домработницей, пока я беседую с Мирой, — сказала Ева, когда они выбрались из машины и подошли к лифту. — Человек, который убирает в доме и стирает простыни, наверняка в курсе, чем ты в этом доме и на этих простынях занимаешься.
Еве внезапно вспомнился Соммерсет, но она отогнала эту мысль подальше. Как можно дальше.
— Спроси, не заметила ли она каких-нибудь признаков, что в доме на Спринг-стрит занимались сексом после смерти деда. И попроси Макнаба проверить дом и секс-робота Вайманна на тот же предмет.
— Насколько я понимаю, насильниками движет скорее жестокость и жажда власти, чем сексуальное желание.
— Ими движет и то, и другое, и третье. Если бы секс был ни при чем, он не был бы частью изнасилования.
— И все же. Секса убитые могли получить и получали сколько угодно. Оба влиятельные люди — каждый в своей сфере. Богатые, привлекательные пожилые мужчины. Если бы захотели, могли бы оплачивать услуги высококлассных лицензированных компаньонок. Зачем кого-то принуждать?
