— Ясно. — Мира прикрыла глаза и потерла лоб. — Личные счеты на сексуальной почве…
— Я не прошу вас составить портрет преступника — по крайней мере, пока. Дайте себе время оправиться. Не знаю, что именно вы скажете мистеру Мире…
Мира открыла глаза.
— То же, что вы сказали мне, естественно.
— Хорошо. Нам придется еще раз с ним поговорить. Мне очень жаль.
— Не извиняйтесь, — отрезала Мира, подняв руку. Явно успела прийти в себя. — Не извиняйтесь, — повторила она уже спокойнее. — Мы с мужем хотим, чтобы вы сделали все, что нужно, все, что в ваших силах, чтобы найти того, кто это сделал. Деннису приехать в Центральное?
— Нет, не надо. Я сама приеду. Сначала сообщу ближайшим родственникам, а потом поговорю с мистером Мирой, прежде чем ехать в управление. Официально я не могу консультироваться с вами по этому делу.
— Конечно. Конфликт интересов. Я еще плохо соображаю.
— Однако неофициально попрошу вас составить портрет преступника, только позже. Сейчас отправляйтесь домой. Вам лучше быть рядом с мистером Мирой, когда я буду его допрашивать. Я позвоню Уитни, потом заеду поговорить с женой убитого, так что успеете добраться до дома.
— Да, вы правы. Отправлюсь минут через пять.
— Еще кое-что. Я сообщу обо всем Надин Ферст.
— О… — вздохнула Мира.
— Информация так и так просочится в СМИ. Я сообщу Надин, чтобы она смогла первой осветить произошедшее. Фильтруйте все входящие звонки: как только новость попадет в эфир, журналисты захотят поговорить с вами и с мистером Мирой. Подготовьте заявление для прессы.
— Я знаю, что делать, и обо всем позабочусь. Поступайте так, как считаете должным.
— Буду у вас часа через полтора.
Ева обернулась — на пороге стояла Пибоди.
— Чистильщики прибыли, наши ребята проводят опрос. Катафалк на пути в морг. Я сделала отметку, чтобы тело попало прямо к Моррису.
— Значит, с этим все. Здесь мы закончили. Теперь нужно сообщить жене убитого.
— Ненавижу эту обязанность.
— На сей раз она покажется тебе особенно неприятной.
Прежде чем покинуть место преступления, Ева позвонила Уитни.
— Тиббл прав насчет СМИ, — заметил он. — Особенно учитывая сексуальный подтекст убийства.
— Да, сэр. Я собираюсь позвонить Надин Ферст. Уж лучше пусть первый сюжет сделает человек, которому я доверяю. Человек, знакомый с супругами Мира. Что бы ни началось потом, первый репортаж будет честным.
— Хорошо. А я поговорю с Тибблом и консультантом по связям со СМИ. И помните, Даллас: действуйте так, чтобы комар носа не подточил!
— Поехали, — сказала Ева напарнице, когда Уитни повесил трубку. — С Надин поговорю по дороге.
Сев за руль, она первым делом позвонила Надин. Журналистка, которая, как всегда, выглядела так, будто готовилась выйти в прямой эфир, поприветствовала ее ослепительной улыбкой.
— Даллас! А мы с твоим обольстительным мужем как раз осматриваем пентхаус. Если бы Рорк шел с ним в комплекте, купила бы не задумываясь.
— Заведи собственного. А теперь включи журналистский режим.
Зеленые кошачьи глаза Надин так и впились в Еву.
— Что у тебя?
— Менее часа назад мы с Пибоди обнаружили труп бывшего сенатора Эдварда Миры в доме, принадлежавшем его бабушке с дедушкой.
— Черт, черт, черт! Подожди, возьму диктофон!
— Просто слушай. Жертву жестоко избили и повесили, предварительно изнасиловав.
— Господи… Это же бомба!
— Вчера около семнадцати двадцати пяти, согласно бортовому журналу скоростного такси, в котором он ехал, кузен сенатора Деннис Мира — нет, лучше профессор Мира — вошел в дом, увидел избитого сенатора и попытался ему помочь, после чего на него напали сзади и нанесли удар по голове. Профессор Мира вызвал полицию. С тех пор следователи безуспешно пытались установить местонахождение сенатора, которого, как полагают, удерживали где-то против воли, прежде чем отвезти обратно в дом деда. Главный судебно-медицинский эксперт устанавливает время и причину смерти. Старший следователь от комментариев пока воздержался, однако отдел обещает сделать официальное заявление, как только все подробности будут подтверждены.
— Черт, умеешь ты ошарашить!
— Мне нужно сообщить ближайшим родственникам. Не выпускай историю в эфир, пока Пибоди не даст отмашку.
— Договорились. Как Деннис? С ним все в порядке?
Ева перевела дыхание. Заводить друзей она не умела, но если уж заводила, то могла положиться на них во всем.
— Я сливаю тебе информацию по двум причинам: во-первых, ты будешь ждать отмашки, а во-вторых, ты спросила про мистера Миру. С ним все хорошо. Его ударили по голове, но чувствует он себя нормально.
— А теперь мой долг, как журналиста, спросить, подозреваешь ли ты кого-нибудь.
— Нет, потому что расследование только началось. Раз уж ты все равно с Рорком, передай ему, что я разрешаю рассказать тебе про дедов дом. Подробности все равно выплывут — уж лучше раскрыть их с самого начала. Главное, никаких намеков, что мистер Мира в числе подозреваемых. Он свидетель и жертва нападения, все.
— Я-то думала, ты знаешь меня лучше.
— Знаю. Поэтому и позвонила еще прежде, чем сообщить ближайшим родственникам. Пибоди даст отмашку, как только мы с ними поговорим. А сейчас мне пора.
— Мне тоже.
Обе повесили трубку, и Ева хмуро уставилась на плотный поток машин.
— Как собираешься поступить с мистером Мирой?
Ева нахмурилась еще сильнее.
— Что значит «поступить»?
— Послушай, я прекрасно знаю, что он тут ни при чем. Я насчет слов Уитни: «Действуйте так, чтобы комар носа не подточил». Мистер Мира последним видел сенатора живым. К тому же у них с убитым были натянутые отношения — отчасти из-за того самого дома, в котором нашли тело. Я понимаю, как бы мы поступили, если бы не знали и не любили мистера Миру…
— Да не подточит этот чертов комар своего дурацкого носа, не подточит!
— Просто не хочу сбить тебя с ритма.
— Не собьешь.
К тому времени как Ева затормозила перед сверкающим небоскребом, она была уже на взводе. Незнакомый швейцар в костюме белого медведя тут же направился к ним. Ева выскочила из машины, сунула ему под нос полицейский значок.
— Полиция, по полицейскому делу. Это полицейская машина, и она останется там, где стоит. Будете возражать — моя напарница арестует вас за препятствование правосудию и расследованию и отвезет прямехонько в Центральное управление.
Смуглое лицо швейцара сделалось непроницаемым.
