А суть отношений с Меньшиковым и еще несколькими «птенцами гнезда Петрова» была в следующем. Как-то царь в очередной раз взявшись за борьбу с коррупцией, предложил обер-прокурору Ягужинскому совершенно драконовские меры по отношению к казнокрадам — «если человек украдет на стоимость пеньковой веревки, то на этой веревке его и следовало вешать». На что прокурор справедливо заметил:
— Государь, в таком случае вы останетесь без подданных.
Осознав, что плетью обуха не перешибешь, царь придумал другую схему. Похожую чуть раньше применял Кольбер по Франции. Петр I жестко преследовал коррупционеров, кроме… Кроме нескольких человек, которых прекрасно знал. Когда внезапно требовались деньги, Петр Алексеевич брал свою знаменитую дубинку, шел к Меньшикову, устраивал многократно описанное шоу с криками «вор!», немного колотил сиятельного князя — и в итоге получал нужную сумму. Подобный способ добывания средств, возможно, несколько экзотичен, но в данной конкретной ситуации он работал.
Что же касается ситуации с управлением государством, то она складывалась своеобразная. Центра по сути не было. Вообще. Москва уже перестала быть столицей. Петербург еще не стал. Центр страны был кочующим — всем заправляла Ближняя канцелярия, передвигавшаяся с Петром во время его многочисленных поездок. А что же творилось на местах? По штатам 1715 г. при губернаторах состояли вице-губернатор как его помощник или управитель части губернии, ландрихтер для дел судебных, обер-провиантмейстер и провиантмейстеры для сбора хлебных доходов и разные комиссары. Да-да именно комиссары. Их не большевики придумали. Правда, Петр и тут не отказался попыток некоторой демократии. Указ 24 апреля 1713 г. предписал быть при губернаторах «ландраторам», то есть выборным представителям, от 8 до 12 человек, смотря по величине губернии, и губернатору все дела решать с ними по большинству голосов. Губернатор в результате был «не яко властитель, но яко президент», только пользовавшийся двумя голосами. Предписывалось «ландраторов выбирать в каждом городе или провинции всеми дворяны за их руками». (Вот ведь парадокс — царь, считающийся тираном и деспотом, упорно пытался навязать стране зачатки самоуправления — а страна упорно сопротивлялась). Ничего хорошего из этого не получилось, и в 1716 году Петр предписал назначать ландраторов из выслужившихся списанных по болезни офицеров. Впрочем, довольно скоро чудовищные губернии были разделены на пятьдесят провинций, во многом повторяющие современное областное деление.
А что творилось наверху? В конце концов Петр понял, что править из походной канцелярии — дело неблагодарное. Требовался постоянный административный орган. В 1711 году был создан Сенат. Но это учреждение ни в коей мере не напоминало организацию, давшую имя петровскому детищу. В Древнем Риме Сенат был советом аристократии. То есть в большей степени на него походила Боярская дума допетровской России. Сенат же являлся чисто бюрократическим учреждением. Это был, по сути, все тот же коллективный «князь-кесарь» Юрий Ромодановский — исполнитель воли царя. «Определили быть для отлучек наших Правительствующий сенат для управления», — написано в Указе Петра. Все лица и учреждения обязаны повиноваться ему, как самому государю, под страхом смертной казни за ослушание; никто не может заявлять даже о несправедливых распоряжениях Сената до возвращения государя, которому он и отдает отчет в своих действиях. Но! Высшие сановники, которым Петр доверял, такие как Меньшиков или Шереметьев, в Сенат не вошли. Они решали дела от своего имени.
Невозможно пройти и мимо учреждения еще одной бюрократической структуры — института фискалов, который появился в 1711 году. Смысл этой структуры был в том, чтобы люди на местах, подчиняющиеся обер-фискалу, доносили о всяких непорядках, воровстве и других злоупотреблениях должностных лиц. Как часто бывало с Петром, создавая эту структуру, он не особо подумал. Так, поначалу фискалы освобождались от ответственности даже за ложный донос. Получилось… Понятно, что получилось. Потом пришлось эту халяву отменять — и возобладало старое русское правило: «доносчику — первый кнут».
Честно говоря, вся преобразовательная деятельность Петра I укладывается в знаменитую фразу Черномырдина: «хотели как лучше, а получилось как всегда». Поэт Максимилиан Волошин, сказав «был Петр первый большевик», был прав. Большевики ведь тоже хотели, как лучше. И так же болтались в дебрях управления, бросаясь из стороны в сторону.
* * *
Так все и продолжалось, пока Петр I не дожал-таки упорных шведов. Война закончилась — и царь, ставший к этому времени императором, нашел время оглянуться на бардак, в который превратилась система управления, и стал чесать в затылке: что же с этой фигней делать? Старая приказная система, была, конечно, той еще. Но это была хоть какая-то система. К двадцатым годам XVIII века в управлении Россией царил полный хаос. И вот тут-то Петр провел свою знаменитую административную реформу. Вдохновлялся он западными идеями, за что его кляли и клянут славянофилы. Но на самом-то деле Петр не был западником. Он был прагматиком. Сейчас это слово служит синонимом понятия «рационалист». Это не совсем точно. Прагматизм как политическая философия был сформулирован в двадцатых годах ХХ века в США. Хотя, разумеется, политики, придерживающиеся подобных взглядов, имелись всегда. Суть прагматизма — в принципиальном отказе от постановки каких-то далеко идущих целей. Проблемы надо решать по мере их возникновения. Так Петр I и мыслил. Он ведь даже в главное дело своей жизни — Северную войну — влез, не очень понимая, в какую кашу ввязывается. Столицу империи, Петербург, царь возвел исходя из чисто тактических соображений на месте, где вообще-то жить нельзя.
По той же самой схеме Петр осуществлял и свои административные реформы. Он в очередной раз обратил взгляд на бывшего врага, которого сильно уважал, — на Швецию. И без долгих раздумий перенес ее опыт на российские просторы. Понять логику Петра можно. Он создал армию и флот, основываясь на самом передовом западном опыте. Обратите, кстати, внимание в этом смысле на Петропавловскую крепость, по тем временам — ультрасовременное оборонительное сооружение. Так вот, эти армия и флот как-никак, но все-таки победили. И изумленная Европа увидела у себя под носом новый геополитический фактор — мощный русский кулак. Так вот, Петр, подобно армии, решил так же реформировать и систему управления. В Швеции работает? Работает! А почему бы ей и в России не заработать?
Честно говоря, администратором Петр I был хреновым. Складывается впечатление, что он вообще не очень понимал, как крутятся винтики в этой машине. Тем более что его подзуживал знаменитый математик и мыслитель Лейбниц, с которым царь находился в переписке. Именно Лейбниц агитировал Петра за систему коллегий — ибо, по его словам, такая структура являлась идеальным механизмом. В те времена все, в том числе и Петр, увлекались механикой. Так что идея создать идеальный механизм управления упала на нужную почву.
К тому же царь являлся замечательным военным организатором — и этого у него не отнимешь. Но он попытался переносить военные принципы на всю остальную жизнь — а тут всегда случаются накладки.
Но, как бы то ни было, административную реформу высших государственных органов Петр осуществил. После реформы 1718 года исполнительная власть сосредоточилась в так называемых коллегиях, по сути — министерствах. Их было двенадцать. Иностранных дел, Военная, Адмиралтейская, Камер — и Штатс-контор коллегии, Ревизион-коллегия, Берг-, Мануфактур-, Коммерц-, Юстиц-, Вотчинная и Духовная. По идее, новые учреждения должны были поглотить соответствующие приказы. Так, к примеру, Юстиц-коллегия поглотила семь приказов.
