— Ты жив… Господи, Боже мой! Это не сон. Ты жив!
Я не смогла сдержать слез. Они покатились по моим щекам, одна за другой, пока я не зарыдала во весь голос.
Люциан тут же уселся рядом. В руке его самым волшебным образом возникла салфетка. Он начал вытирать мне лицо. И столько нежности было в его движениях, во взгляде, что я не могла остановиться. И тогда он наклонился и осторожно обнял меня. А я уткнулась лицом в его плечо. Не знаю, сколько мы так пролежали. Мне было хорошо и тепло. Я была защищена от всего. От боли, от снов, от ночных кошмаров. Я хотела провести так целую вечность.
Почувствовав, что я перестала плакать, Люциан приподнялся надо мной. Его ладонь легла на мою щеку. Я повернулась и прижалась к ней губами.
— Я люблю тебя, — шептала я в его ладонь. — Люблю тебя. Так тебя люблю!
— Все хорошо, маленькая. Все хорошо. Я тоже тебя люблю, — его голос успокаивал. — А теперь я тебя оботру немного. А потом снова поставлю капельницу.
— Опять наркотики? — полюбопытствовала я, хотя в тот момент мне было все равно, пусть бы он ответил, что в капельнице смертельный яд.
— Немного. Ты должна спать и набираться сил. А когда ты немного окрепнешь… Тут очень красивый сад. Я тебя туда отвезу.
— Я хочу сесть.
— Нет. Тебе нельзя двигаться. Я снова тебя зафиксирую. Это очень важно — обеспечить твою полную неподвижность. Еще несколько дней.
— Я ненавижу веревки!
— Совсем-совсем? — он ухмыльнулся, а я вдруг покраснела.
— О, Мири. Ты краснеешь? Ты все еще краснеешь! Девочка! — он нежно поцеловал меня, и я зажмурилась от удовольствия.
Пока он обтирал меня влажной мягкой губкой, я лежала и нежилась под его руками. И мне совсем не хотелось о чем-то думать. Не хотелось вспоминать, почему я тут оказалась. И что со всем этим делать. Я еще успею.
А потом он снова подключил датчики и трубки. И осторожно ввел иглу капельницы. И сидел рядом со мной, держа за руку, переплетя свои пальцы с моими, пока я не заснула.
Я взлетела по широкой лестнице на галерею. Где-то во дворе осталась Гвендолин. Та самая красивая девушка, которая когда-то назвала меня Ангелочком, теперь стала моей гувернанткой.
Князь очень серьезно взялся за мое образование. В моем родном замке я никогда столько не училась. Да, я знала грамоту. Умела считать — это необходимо для ведения хозяйства. Еще я умела вышивать и танцевать. Но Князь нанял для меня лучших учителей. Я занималась историей, географией, философией, учила языки. Но и это ему казалось недостаточным. Меня учили сражаться. Если бы мой отец был жив и увидел меня с мечом, он бы превратился в статую — такие в замке Князя стояли повсюду.
Зачем девочке владеть мечом и кинжалом? Но Князь считал, что я должна уметь защищаться. И частенько давал мне уроки сам. При свете факелов, на посыпанной белым песком площадке. А был он рыцарем хоть куда. Недаром на его теле было столько шрамов.
Уроки с Князем я любила больше всего. Пусть потом я мучилась от боли в перетруженных мышцах, но зато это было так весело! Если б только Ян видел! Но он не мог, и я отгоняла грустные мысли, чтобы не расплакаться.
В тот день Князь уехал по каким-то делам вместе со своими воинами. Значит, мой любимый урок заменят нелюбимым. Какой-нибудь историей. Нет, я ничего не имела против истории. Просто Гвендолин не нашла никого лучше, чем старый Хиггинс. А я его возненавидела с первого же взгляда. Нудный, со скрипучим голосом. А главное, он не расставался с длинной тростью, которой все время постукивал, кружа у школьной доски и раз за разом обходя меня, сидящую за столиком перед ней.
Я угадала. Гвен пришла за мной в тот самый момент, когда я собиралась прогуляться по крепостной стене, а потом лечь спать. Наконец-то не с восходом солнца, а когда темно. Чтобы встретить рассвет с самой вершины Восточной башни, с которой открывался чудесный вид на озеро Блисс.
Вот к чему было сложнее всего привыкать, так это к странному распорядку Князя и его подданных. Дома нам, детям, никогда не разрешали засиживаться допоздна. Мы рано укладывались спать под присмотром нянек и гувернанток. В Замке Князя меня загоняли спать утром. А я хотела утром гулять. Купаться в озере, бегать под солнышком и собирать цветы. Как-то я спросила Князя, почему мы должны спать днем, но он ответил, что так надо, ему так удобно, и я не стала перечить. Хотя мне и было всего ничего — восемь лет, я прекрасно понимала, чем обязана Князю. Где бы я оказалась, не столкнись я той страшной ночью с княжеским разъездом…
Старик Хиггинс ткнул своей тростью в сторону стола. Я послушно уселась и с тоской приготовилась к долгому уроку. Он начал расхаживать около доски и, как обычно, бубнить. На этот раз он рассказывал про династию Камберлингов, которая правила Северо-западным побережьем около пятисот лет назад. Очередную интересную тему наставник умудрился превратить в самое тоскливое на свете времяпрепровождение.
Я уже давно зевала, глядя, как за окном, в зеркальных водах Блисса отражается луна. И тут вспомнила, что у меня припрятано несколько лент и обрывков разноцветных веревок. Из них получится прекрасный парик для моей новой куклы Тары, которую Князь подарил мне на прошлой неделе. Я осторожно отстегнула от пояса мешочек, вытащила оттуда ленты и веревки и начала рукодельничать. За этим занятием история про захват трона племянником тогдашнего властителя не казалась скучной. Я даже заслушалась. Пальцы мои плели узоры, а перед глазами возникали картинки, как принц-изгнанник восстанавливает справедливость в тяжелой битве. Как он побеждает злобного короля Никомеда и спасает заложников короны. Я прослушала, кого держал в заточении Никомед, но мне хотелось, чтобы это была прекрасная и несчастная девушка-сирота, которую Принц спасет, а потом женится на ней. И они будут жить долго и счастливо.
Я мечтательно вздохнула, и в тот же момент трость со свистом опустилась на мои пальцы. Я вскрикнула и выпустила из рук рукоделье. Пальцы мои горели. Я не могла ими шевельнуть. Снова свистнула трость. Мне казалось, что злобный старикашка сломал мне руку. Я подскочила и кинулась из комнаты как ошпаренная. В глазах моих застыли слезы. Но я не плакала. Ненависть, злость и обида не давали моим слезам пролиться. В голове зрели планы мести, один страшней другого. Но я не пойду никому жаловаться. Я отомщу сама.
Я вылетела во двор и наткнулась на хохочущую со стражниками Гвендолин.
— Юная леди! — ее голос тут же сделался строгим и серьезным. — Насколько мне известно, ты должна быть на уроке истории!
— Мне он не нравится! Я туда не вернусь, — я дерзко взглянула в темные глаза гувернантки.
Та тут же поджала губы.
— Что ты опять натворила, дерзкая девчонка?
— Ничего. Просто господин Хиггинс не умеет рассказывать историю. Я лучше почитаю книгу, а потом пусть он устраивает мне экзамен!
— Ты сейчас же вернешься в классную комнату, извинишься перед почтенным Хиггинсом, и вы продолжите занятия!
