— Правильно я понимаю, что, пока ты не захочешь покинуть «мою шейку» сам, я так и буду тебя таскать?
— Точно.
— Не пойдет, — усмехнулась я. — Если ты нуждаешься во мне, то пора обговорить условия. А именно: сколько времени мне терпеть твои подколки, что мне даст наше соседство, кроме знания японского, и самое главное — чем мне грозит подобное соседство?
— Вот она — дитя эпохи рыночных отношений. Раньше все было гораздо проще. Женщины молчали и прислуживали мужчинам.
— Это было раньше, — перебила его. — Отвечай. Иначе я расскажу все…
— Кому? — хмыкнул он.
— Хану, к примеру.
— Неделя, — немного помолчав, признался Кэтсу. — Думаю, этого времени хватит.
— Сколько?!
— Беру с запасом, не ори. Еще немного, и я верну себе силу. Печенек подкину, но пока в активе только знание японского языка. А соседство принесет только пользу, зуб даю.
— У тебя есть зубы?
— И много, — усмехнулся дух. — Но тебя кусать буду нежно…
— Извращенец!
— Знаю, — довольно признался Кэтсу.
— Только видишь ли, в чем дело, — медовым голосом заметила я. — Сумма слишком мала для подобного договора. На меня уже дважды покушались, спаслась по чистой случайности…
— Тебя Хан спас. Кстати, могла быть бы и поласковей с ним.
— Мы с ним сами разберемся, — процедила я.
— Тогда что тебе надобно, чадо? — съязвил дух.
— Подумаю и сообщу, — пообещала я.
Кэтсу ничего не ответил. Шли секунды, минуты, но он молчал. Не понимая, в чем дело, я забеспокоилась:
— Эй, ты здесь?
— Прекрасный вид, не находите?
Испугавшись мужского голоса, что прозвучал совсем рядом, да еще и по-русски, я резко обернулась и успокоилась. Рядом со мной стоял пожилой японец. Такой типичный японец. Невысокий, худощавый, в возрасте, одетый вроде в современную одежду, но с явным национальным колоритом. При этом мужчина улыбнулся такой добродушной улыбкой и поклонился, когда я обернулась, что невольно поднялась и ответила тем же.
— Кэнджи-сан, — представился японец, протягивая мне визитку.
Впрочем, смысла в ней я не видела, ведь, кроме имени, на ней ничего написано не было. Покрутив в руках кусочек картона, я в который раз пожалела, что не обзавелась подобным, просто поклонилась еще раз и представилась сама.
Помолчав пару секунд, я предложила старику присесть на плед. Это казалось правильным — продемонстрировать свое уважение к возрасту и мудрости. Хотя, скорее всего, снова что-нибудь не так сделала… Но японец не стал отказываться и, когда опустился, рукой предложил то же самое сделать и мне. Я осторожно присела на краешек рядом, оставляя между нами достаточное расстояние.
— Люблю Кавагути, — сообщил Кэнджи-сан. — Спокойная гладь воды, словно зеркало души горы. Фудзи-сама
[41] властвует над жизнью своей молчаливой красотой: печаль утихает, тоска уходит, и кажется, будто тишина стекает с ее вершины, обители вечного покоя, напоминающей белый лотос. Но это обманчивое спокойствие. Под толщей воды скрыта невероятная мощь. Однажды гора проснется, и тогда все изменится.
— Насколько я знаю, последнее извержение было в начале восемнадцатого века.
— 1707-й, если быть точнее, — улыбнулся японец. — Оно длилось десять дней, а в воздух было выброшено столько пепла, что он добрался до Эдо. Токио, — пояснил он, видя мой вопросительный взгляд.
— Думаете, снова рванет?
— Это мне неведомо. Все решит Сэнгэн.
[42]
— Кто?
— Богиня горы, — улыбнулся Кэнджи-сан. — Мира, вы знаете, что, по легенде, гора появилась за одну ночь?
— Нет.
— О, с этой горой связано множество легенд и историй. Я мог бы рассказать вам несколько, но покажутся ли вам слова старика интересными?
— Даже не сомневайтесь! — горячо воскликнула я. — Люблю легенды!
— Не знаю, с чего и начать? — растерянно сказал японец.
— Расскажите, как она появилась за одну ночь, — попросила я.
— Когда-то давно, на бесплодной равнине Суруга, жил лесоруб по имени Вису, — проникновенно начал старик, и я заслушалась с первых слов. — Роста он был огромного, жил с женой и детьми в небольшой хижине. Однажды ночью, на грани между сном и явью, он услышал очень странный звук, исходивший из-под земли. Звук походил на раскаты грома. Вису подумал — земля дрожит, и испугался, что это погубит всю его семью. И, когда они все вместе покинули хижину, ему открылось удивительное зрелище. Вместо когда-то пустынной равнины он увидел перед собой величественную гору. Ее вершина извергала языки пламени и густые клубы дыма! Вид этой горы был столь прекрасен, что Вису и его семья застыли на месте словно зачарованные. Следующим утром, когда рассвело, Вису увидел, что гора окутана покрывалом цвета опала. Зрелище показалось ему таким прекрасным, что он назвал гору Бессмертной. Название сохранилось и в наши дни.
— Бессмертная?
— Совершенная красота горы напомнила Вису о вечности, — пояснил японец, пристально всматриваясь мне в лицо, но избегая прямого взгляда.
— А дальше? — с придыханием спросила я. — Что случилось с этим Вису потом?
— Он неправильно понял испытание, посланное ему богами, засмотрелся игрой двух кицунэ и потерял триста лет своей жизни. Вису покаялся, но было поздно. Говорят, его дух до сих пор можно встретить на склонах горы.
— Как интересно, — улыбнулась я, стараясь избавиться от чувства, что меня изучают, как под микроскопом, и вздохнула. — Знаете, у меня есть подруга-японка. Она тоже рассказывала мне множество историй, но, к моему огромному сожалению, я мало что помню.
— Не стоит сокрушаться. Память обладает редким даром восстанавливать знания в тот момент, когда они необходимы.
— Хорошо бы, — улыбнулась я, но припомнила еще один момент и нахмурилась. В моей жизни столько всего случилось за последние дни, что невольно станешь подозрительной. — Кэнджи-сан, простите за любопытство, почему вы обратились ко мне по-русски?
