— Что там? Садись на свет. Не люблю, когда за спиной стоят.
Пелагия подошла, села на край лавки, глаза прячет.
— А где все? — тихо спросила.
— Кто? — вздрогнул он всем телом.
— Ну, Загбой, Ульянка, экспедиция, — не поднимая головы, дополнила она.
— Дык там, — махнул Агафон головой куда-то за стену. — В горах, золото моют. Я один пришёл. Сама знаешь, дела у меня. За прииском надо следить… — И, уже перебирая слова, глухо пробасил: — Иван как? За лошадьми смотрит?
— Да. Всё хорошо. Все сыты, здоровы, — затаила дыхание женщина и, плохо скрывая волнение, задала наводящий вопрос: — А что, кони нужны?
— Угу… в город мне надо. Срочно… Залихватов с депешей отправил в контору. Вроде как людей в помощь надо, золотишко копать. Содержание большое, залежь богатая.
— Так когда?!
— А прямо сейчас и поеду.
— Так ночь на дворе!!! — в волнении Пелагия вскочила на ноги.
— А что ночь? Пока соберусь, оседлаю, глядишь, и отбеливать начнет. На улице и так светло. — И, понизив голос до шепота, усмехнулся: — А что ты так суетишься? Али наскучалась?.. Смотри, на час могу задержаться…
Пелагия смиренно присела на место, нервно затеребила край кофточки руками, перевела разговор на другое:
— Ивана будить?
— Зачем? Сам управлюсь. Утром скажешь, что пару взял, Гнедого и Каурого. Дней через пять буду назад, самое малое, не раньше. Не теряйте, сам вернусь. Пока то, да сё… И к хозяину заеду. Там ночь, — и отложил ложку. — Вот как хороши щи на дорожку. Собери-ка с собой, что поесть. Хлеба, мяса-копченки, рыбы. Как всегда. А я пока пойду, вещи соберу. — И ещё раз: — Никого не буди. Пусть спят. Сам управлюсь.
Встал, опять осторожно пошёл наверх по ступеням. Пелагия дождалась, когда он уйдёт в комнату, на цыпочках подскочила к двери, выдернула засов и опрометью к Ченкиной избе.
Стихло на кухне. Только керосинка бросает матовый свет на стены. Вдруг под лестницей зашуршало. Негромкие шаги босых ног. Из-за укрытия выдвинулась угловатая фигура человека. Мужик. На глаза надвинут треух. Быстро и в то же время бесшумно пересёк кухню, скрылся за печкой. Осторожно открываясь, пискнула дверь чёрного хода.
Агафон неторопливо прошёлся по комнате, подошёл к окну. С улицы бьётся темно-синее марево. Летние ночи коротки, непродолжительны и светлы. Даже сейчас, в эту глубокую зябь, хорошо видно чёрное озеро, рубчатые гольцы на фоне фиолетового неба и мрачную, тёмно-зелёную тайгу. На улице тишина. Вот только несколько раз кротко взбрехнула собака Ченки, может, на всплеск воды или на непроизвольный крик сонной выпи. И опять размеренное дыхание спящей природы. Зачем зажигать керосинку, когда он и так всё знает в своей комнате с закрытыми глазами?
На ощупь, рукой, Агафон нашёл тайную защёлку, заученно потянул в сторону, снял подоконник. Здесь его тайник. Плотная кожаная потка, подарок Загбоя, в которой хранятся драгоценности. Результат его работы за долгие двенадцать лет. Здесь золотые зубы, перстни, цепочки, кольца, серьги. Всё то, что кто-то когда-то носил на себе. А Кулак выменял, купил у загулявших бергал и просто снял с мёртвых старателей. Девять килограммов ювелирных изделий. Немного и немало. На первое время хватит.
Но это ещё не всё. Там, на глубине трёх метров, в рассечке старательского шурфа, закопаны четыре золотые пластины, отлитые им для удобства транспортировки. Каждая весом по пуду. Единая старательская мера. Ни больше ни меньше. Но и это не все. На перешейке между первым и вторым озером у запора стоит олень с экспедиционным золотом.
От представления своего богатства у Агафона где-то внутри тела вспыхйула медовая истома, голова закружилась от избытка чувств, а сердце едва не остановилось от выброса томительного адреналина. Теперь он богат! Всего, что у него сейчас есть, с избытком хватит на безбедную старость, на счастливую, спокойную жизнь где-нибудь под ласковыми лучами тёплого солнца на побережье Чёрного моря. Всё то, о чём он мечтал долгие годы, к чему стремился несколько десятков лет, за что сгубил не одну безвинную жизнь. Ну и пусть… Возможно, его бог простит за грехи тяжкие, как прощал и сопутствовал Агафону всё это время. Впрочем, он и не раскаивается за содеянное, у него совершенно другие понятия: он давно продал душу дьяволу. А с него спроса нет. Агафон и продолжит свою дальнейшую жизнь в шкуре беса и нисколько не пожалеет об этом. Если будет надо для достижения цели, убьёт опять. Не задумываясь. В любое мгновение. А пока надо уходить, и как можно скорее. Бежать из Сибири далеко-далеко, где его никто и никогда не найдёт.
Агафон вытащил потку с драгоценностями, переложил на стол. Достал из сундука заранее приготовленные к бегству вещи: нижнее бельё, куртку, картуз, сапоги. На ощупь потрогал, вроде всё на месте, как и укладывал когда-то перед выходом в тайгу. На дне вещмешка нож, кистень, револьвер, немного денег на расходы в дороге, поддельный паспорт на имя некого гражданина Узлова, малоизвестного купца пушных дел. Вроде всё. Присел на дорогу. Прощаясь, ещё раз осмотрел комнату, в которой влачил своё скрытное, заячье существование. Теперь он не увидит её никогда. Теперь у него будет другая жизнь. Через некоторое время. Но до этого ещё надо перейти через несколько преград.
Тяжело вздохнув, Агафон встал, взял в руку объёмистую котомку, не оглядываясь, пошёл к выходу. Внизу, на кухне, хлопочет Пелагия. Уже собрала в мешок продукты, кратко объяснила, где что лежит и сколько. Стараясь казаться равнодушным, Агафон согласно кивнул головой: всё понял. Чтобы не заподозрила неладное, не прощаясь, грубо бросил:
— Иди спать. Через неделю буду.
Пелагия вскинула на него глаза:
— Я за тобой дверь закрою…
— Не надо, я чёрным ходом.
Более ничего не сказав, женщина тенью скользнула к себе в комнату, осторожно закрыла за собой дверь комнаты. Агафон покачал головой ей вслед: «Прощай, молодка. С тобой мне было хорошо…»
Дунул в керосинку, погас свет, стало совсем темно. Но Агафону не нужен свет. Он знает здесь всё по памяти. Девять шагов за печку. За ширмой низкая, утлая дверь. Дёрнул за ручку, шагнул в лавку. Чиркнул спичками, зажёг лампаду. Здесь всё по-старому, как перед уходом в тайгу. Без него здесь торговал Иван. Заглянул за полки, пошарил рукой, достал новенький, короткоствольный винчестер, вместо того, что разбил в тайге. На полках патроны в коробках. Зарядил магазин, набил патронташ, пару коробок рассыпал по карманам. Ещё несколько небрежно бросил в мешок. Хватит, на всю жизнь не напасёшься. Мало будет, в городе можно ещё прикупить. Если что, в револьвере семь патронов. Всё равно отстреливаться не от кого. Погони не будет. В крайнем случае несколько первых дней.
Стараясь не шуметь, приподнял громоздкий сундук с товаром. Это только кажется, что сундук тяжёлый. На деле он уравновешен и стоит так, что легко подаётся, ставится на место при незначительном движении руки. Под сундуком — деревянная крышка люка. Здесь начинается подземный ход из дома, через старательский шурф с рассечкой. Когда-то тут доставали золотоносный песок. Агафон сам руководил работами. И подвёл рассечку под дом. Оставшиеся несколько метров докапывал сам. Он верит, что, кроме него, о подземке не знает никто. Да ещё Пелагия. Но она не в счёт: боится.
