Щёлкнет молния в сухое дерево — вспыхнет яростный факел. Ветер-озорник подхватит пламя, и вот уже неукротимый пал летит со скоростью курьерского поезда, уничтожая всё и вся на своём пути. Оказаться в очаге таёжного пожара равносильно тому, что прыгнуть в чан с расплавленным свинцом. Дым, огонь, жар уничтожают всё живое. И прав Загбой, когда говорит, что невозможно отыскать на свежей гари птичьих гнёзд.
Агафон об этом знает. Когда они шли под Кучум, проходили по этому логу. Он видел, что мёртвая тайга тянется по логу несколько километров. И если пустить огонь по ветру, то спастись в хаосе пожара будет очень тяжело. Выбраться из лога в скалы необходимо время. Убежать от пала невозможно. Потянет ветер по логу, в кумарном аду не спастись никому: ни человеку, ни зверю, ни птице. Кулак спешит как можно скорее достичь границы тайги. И рад тому, что навстречу ему, в лицо, вверх по реке, тянет свежий восточный ветер. И пусть он дует как можно сильнее. Сейчас он его друг.
Вот впереди скалистый прижим. Бурная Туманиха грохочет в каменистой шивере. Ревёт, бросается в стены прижимов, пенится, прыгает по громоздким валунам. Впереди непроходимый порог. Тропа круто бросается влево, в гору, в обход непреодолимого препятствия. Так ходят звери, веками, тысячелетиями. И человек пользуется звериной дорогой, иначе не пройти.
Агафон тормозит движение, берёт повод оленя и, прежде чем идти дальше, коротко бросает спутнице:
— Как только поднимусь вон на тот прилавок, — показал на высокую скалку, куда вела избитая тропа, — махну рукой. И ты переходи за мной. Тут немного. Там, внизу, за порогом, будем ночевать.
Хакаска согласно кивнула головой — поняла. Знает, что пока Агафон не преодолеет крутой участок, подниматься за ним опасно. Споткнётся олень, упадёт и утянет за собой в порог её и коня.
А крутой участок не маленький, около сотни метров. Агафон пыхтит, увлекая за собой оленя. Айкын молча наблюдает за ним. Но вот он на вершине уступа. Остановился, махнул ей рукой: давай, взбирайся. Проследил, как она начала движение, и скрылся за карнизом.
Пока Агафон переводил оленя за порог, ушло около пятнадцати минут. Назад ей на помощь шёл быстрее в два раза. Всё ждал, что за каждым поворотом увидит лицо Айкын. Но нет молодой хакаски. Где она? Он должен встретить её давно. Может, конь споткнулся и она упала вниз? В недобром предчувствии защемило сердце. Добежал до карниза, где видел её в последний раз. Так и есть. Никого нет. Чертыхаясь, пролетел на заднице крутой подъём, застонал от злости.
По следам видно, как Айкын развернула коня тогда, как только он скрылся из глаз, и погнала его назад по тропе. Да, не выдержала девка… Эх, перестарался Агафон. Надо было обращаться помягче да поласковей. А сейчас что? Прошло столько времени! Она уже далеко, не догнать, как ни старайся. Хорошо то, что хоть додумался в первую очередь перевести оленя с золотом. А то бы сейчас кусал локти.
Что делать? Сверкнули глаза звериным блеском: гори всё синим пламенем! Она сама захотела этого. Настала пора, всё равно надо следы заметать. Подошёл к сухой пихте, достал коробок из кармана, чиркнул спичкой. Затрещали смолистые ветки. Жаркое пламя стало с яростью пожирать все вокруг, зашипело речным перекатом, ахнуло отжившей сушиной, в одно мгновение взметнулось грозным факелом к небесам. Всепожирающий огонь перекинулся на соседние ели, шаровидным клубком перекатился дальше и, подхваченный свежим ветерком, полетел по сухим макушкам деревьев.
Охваченный жаром, Агафон бросился бежать назад по тропе. И вовремя. Бешеное пламя, как бы набирая силу и мощь, отрыгнуло назад, опалило поляну, скалу и, подхваченное тёплым низовиком, выстрелило на противоположный берег реки. Там тоже вспыхнула сухая пихта. Пожар зашипел с увеличивающейся мощью.
Гибкой ящерицей выскочил Агафон на каменистый карниз. Повернулся назад, посмотрел, склонил голову набок, в злой усмешке растянул губы: «Нет, из такого ада никто не уйдёт. Вон как дымом лог затянуло. А пламя верхом, по макушкам летит, как рябчик! А разве может человек обогнать улетающую добычу?»
ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ
Она не смогла удержаться на ногах. Если бы не сильные руки Агафона, так и упала бы на пол срубленной вербой. Но он удержал её, подхватил на руки, осторожно понёс в угол, за печку, где стоял старый облезлый топчан. Бережно посадил рядом с собой, прижал к груди, глухо зашептал:
— Тихо, только не кричи, а то мышей разбудишь, — и уже вкрадчиво: — Кто в доме?
Пелагия ни жива ни мертва. Старается совладать с собой, собирает сумбурные мысли воедино. Наконец-то оправилась:
— Как кто? Иван спит наверху. Приказчики, аньжинер Семёнов, смотрящий Хлопов. Внизу, по комнатам, казаки Михась, Стенька да Гришка Молох. Да ещё Лушка. Все на месте.
— Пришлых нет? — вкрадчиво посмотрел Кулак ей в глаза так, что ей показалось, окатили из ведра холодной водой.
— Нет! Что ты? Кто может? Старатели, так те по баракам, — едва владея собой, выдавила Пелагия.
— Какие вести оттуда есть? — намекая на хозяина, спросил он.
— Нет. Какие вести? Ты же знаешь, что все наказы Набоков с приказным отправил, — отводя глаза в сторону, ответила женщина. — А боле после того, как вы в тайгу ушли, никого не было. Только бергалы, старатели, семьдесят человек партия.
— Точно говоришь, не врёшь? — повернул лицо Пелагии к своим глазам Агафон. — Смотри у меня, не дай бог, обманешь, — пригрозил, и уже более миролюбиво: — Собери-ка на стол. Жрать охота. Да не шуми, не буди людей. А я пока к себе наверх поднимусь.
Отпустил её, встал, мягко, кошкой прошлепал босыми ногами по полу. Тенью проплыл по кухне, несколько раз скрипнул на лестнице и исчез в своей комнате.
Пелагия едва поднялась с топчана. Ноги ватные, не может ступить с места. Как и откуда появился Агафон? Из подземелья или через конюшню прошёл (Иван дверь оставил открытой). Что делать? Бежать к Ченке, предупредить Ворохова? Или достать из русской печи еду? Вовремя додумалась, надо оставаться дома, при нём. Уйдёшь на улицу, спохватится, сразу заподозрит неладное. Лучше уж потом сходить, когда поест да уснёт. Время будет. На ходиках ещё только половина второго.
Первым делом, озираясь наверх, нырнула под стол, за листком бумаги. Успела-таки бросить письмо под стол. Слава тебе Господи, что Агафон не увидел! Руками захлопала в темноте по доскам, пусто, нет ничего. Может быть, отлетело в сторону? Взяла со стола керосинку, осветила пол. Что за чёрт? Нет письма! Упала на четвереньки, поползла вокруг, лампаду тянет перед собой на вытянутой руке. Глазами хлоп по сторонам, нет листочка! Да где же он? Сделала вокруг стола круг, второй, едва не задохнулась от ужаса: чисто, как при перенове. Только вместо снега чистые, скоблёные доски. Даже в глазах потемнело.
Вверху негромко скрипнула дверь, вышел Агафон, спускается вниз. Пелагия вскочила на ноги, растерянно заметалась по кухне, накрывая на стол. Он, кажется, не заметил, спокойно подошёл, сел на лавку, забрякал ложкой, с жадностью набросился на тёплые щи. Она молча нарезала хлеб, присела сзади, в темноте на табурет. Агафон не поворачиваясь, чавкая, бросил:
