Загбой робко смотрел на небывалое зрелище перепуганными глазами и всякий раз, когда встречался с любым пешеходом, громко приветствовал:
— Трастуй, бое!
Кто-то доброжелательно, с улыбкой, отвечал, кто-то в удивлении, провожая его долгим взглядом, хлопал глазами, а кто-то, не замечая, проходил мимо.
Залихватов сдержанно улыбался, скромно объяснял таежнику:
— Здесь город, на улице принято здороваться только со знакомыми.
— Как то? — дивился охотник. — В тайга нато всегта таро-ваться. Так каварили отцы, так карашо. А как не каварить трастуй? Так некарашо. У нас все кавари тругому — трастуй.
Геолог согласно кивал головой, предоставляя Загбою во всём разобраться самому, при этом не выпускал его из вида ни на мгновение. Эвенк вскоре и сам понял, что приветствовать каждого встречного нелегко. У него задубел язык, онемели губы. Однако, несмотря на это, он не переставал качать головой любому идущему, при этом выдавая ртом уже какую-то непонятную окружающим фразу:
— Тартантыхтыхбо…
Заборы, что тянулись вдоль улицы, охотника заинтересовали. Изредка постукивая рукой по доскам, он громко цокал языком и неудовлетворённо качал головой:
— Зачем стена? Никто хоти не может. Олень не пройтёт. Сохатый не пролежит. Сополь не прыгнет. Почему так? Тута хоти, — показал вдоль улицы, — а так нет.
Залихватову стоило больших усилий объяснить, что частное владение огораживается, чтобы на территорию без разрешения никто не вошёл.
— Как то? Пашто никто хоти не могу? Ко мне чум хоти, пожалуйста. JIюпой место тайга хоти, никто не кавари. А как тут? Нельзя хоти? Некарашо… Кто такой закон тумай? Зачем так делай?
— Ну, понимаешь, это надо для того, чтобы никто ничего не взял. Или не напакостил. А то любой может войти в ограду, что-то взять или в огород, выкопать картошку или там сорвать огурец. Без спроса, ничего не говоря.
— Эко! Как без спроса? Разве можно прать так? Каварить хозяину нато, а так нельзя. Отнако в тайга так не пывай.
— Вот опять ты про тайгу. В тайге — да. А здесь бывает всё. Бывает и такое, что лошадей, коров воруют, сады чистят, да и в дом залазят, вещи крадут, деньги, драгоценности.
Загбой нахмурился, ему такого не понять. Как так можно брать без разрешения? У него в голове даже не укладывается, что в этом мире всё совсем не так.
По мере приближения к центру города, улицы пошли шире, дома выше, богаче. Сгустился людской поток, лошадей и саней уже не сосчитать. Вдруг звонко забили колокола обедня. Все, кто находился в это время на улице, остановились, повернулись к небольшой церкви, стали креститься. Сорвал с головы шапку и За-лихватов, спешно осенил голову и грудь тремя крестами и только после этого шагнул вперёд. Загбой на миг остановился, не знает, что делать. Такое массовое почитание Бога видит впервые, да и знать не знает, почему люди кланяются вперёд, на дом с крестами. Какая-то женщина строго спросила у него:
— А ты что же не крестишься? Или нехристь? А, чалдон дикий… — и плюнула вслед. — Тьфу на тебя, собака небитая, чтоб тебя черти в аду зажарили…
Загбой обиделся, остановился, хотел что-то сказать в ответ, объяснить, но Залихватов потянул его вперёд:
— Пошли, она всё равно ничего не поймёт, хоть лоб расколи…
Охотник запоздало сорвал шапку, приложил руку ко лбу.
— Да перестань ты, чего уж в чашку ложкой лезть, когда там пельменей нет.
Пошли дальше, Залихватов впереди, Загбой по правую руку, чуть сзади, не успевает за широкими шагами попутчика.
Вот впереди показались первые двухэтажные особняки. Начинался центр города, где жили знатные люди: купцы, золотопромышленники, высокопоставленные чины и градоначальники. Некоторые из домов были деревянные, из боровой сосны, гладкие, рифлённые толстым накатником, с резными ставнями и большими окнами. На их фоне выделялись и настоящие дворцы, каменные сооружения, с изысканными, выбитыми умелыми камнерезами украшениями. Все эти дома казались Загбою подобием мертвых скал: холодными и неприступными. Удивлённо оглядывая строения, он спросил у своего спутника:
— Зачем это?
— Это ты про дома? — переспросил Залихватов и весело засмеялся. — Так в них люди живут.
— Эко! Как то? Палыпой чум?! Зачем так много места?
— Да, Загбой Иванович. Большой чум. Только в этом чуме много комнат. В одной кушают, в другой спят, в третьей развлекаются.
— Отнако так, как у Тимы, в тайга на озере. Там тоже много чумов внутри. Люти живи: Кафон, Иван, Пелагия, Ульянка, внуська. Летом ещё лючи хоти. Всем места хватай, — рассудительно согласился охотник и вдруг направился к одному из входов.
— Ты куда? — поймал его за рукав дошки Залихватов.
— Пойту, отнако, смотреть путу, как лючи шиви.
— Да ты что? Кто тебя пустит?
— Эко! Путу просить смотреть. В мой чум, кто хочет, хоти. Всех пускай.
— Это дом чужой, никто тебе дверь не откроет. И ещё прогонят.
— Как то, прогонят? Разве можно люча гнать, как он просит?
— Прогонят. Ещё как! Метлой по шее, а то и гляди, — Залихватов махнул головой в строну городового, — ещё и в полицию сдадут.
Загбой непонимающе посмотрел в сторону строгого смотрителя порядка, который уже обратил на них внимание, опустил плечи, пошёл вслед за своим проводником. В его голове никак не укладывалось, что здесь, в городе, такие непонятные законы: в дом посторонних не пускают, территорию огораживают забором, да ещё и могут поколотить ни за что. В тайге всё совсем по-другому, там проще, понятней. Там совсем другие законы.
В это время они проходили мимо городового. Тот строго нахмурил брови, грозно рявкнул:
— Кто такие? Куда идёте? Документ есть?
Залихватов полез в карман за бумагой. Загбой испуганно вытаращил глаза:
— Пашто так каваришь? Нам хоти к Тиме нато…
— Я вот те щас пойду! Стой, когда говорят, а то вмиг сведу в участок!
Охотник притих, ожидая, пока блюститель порядка проверит документы.
— Всё нормально, — наконец-то отчеканил городовой, передавая бумаги Залихватову, и уже более дружелюбно спросил: — Что, из тайги идёте?
— Да, два месяца, как без бани. Вчера только отпарились, — в тон ему ответил Николай Иванович.
— И что, этого кыргыза тоже скоблили? — усмехнулся блюститель порядка.
— Моя не кыргыза. Венка моя, — робко вступил в разговор Загбой.
Тот удивленно приподнял брови, а Залихватов поспешно поправил:
— Он не хакас, тунгус.
— Во как?! Эвенк? Откуда ты тут взялся? Эвенки вроде на севере живут…
— Моя на олене ехал. Тавно, толго, отнако.
— И что? Куда вы теперь?
