ПЕЛАГИЯ
Она живо замесила опару, раскатала тесто, выложила на железном листе сдобные булочки, сунула их в русскую печь. Налила в подойник тёплой воды, полотенце на плечо, побежала доить корову. Через пятнадцать минут уже процеживала молоко, мыла посуду, подметала пол и украдкой смотрела в окно.
Иван подшивает валенок. Насурочил нитку, смазал её смолой, стал крючком прокалывать двойную подошву. Косо посмотрел на Пелагию:
— Ты сегодня какая-то заполошная. Бегаешь как угорелая. Али в настроении?
— А чего же ему не быть, настроению-то? — улыбнулась женщина и недвусмысленно намекнула: — Хорошо дереву, когда в нём короеда нет.
— Эт-то так… — шумно вздохнул муж. — Последний месяц живём — как заново родились. Никто не орёт, не гоняет, и на душе спокойнее. Век бы так коротать!..
— А тебе кто не велит? Присох к этому прииску, как медведь к берлоге. И меня держишь, — угрюмо проговорила Пелагия, тут же вдруг подскочила к Ивану, присела подле него на корточки и, глядя прямо в глаза, взмолилась:
— Ваня! Давай уйдём в город. Будем жить, как все люди, дом купим, огород садить буду. Ты работать пойдёшь. Вечерами в гости ходить к знакомым надумаем или к себе кого позовём. А тут что? Пропадём в этой тайге, и молодость пройдёт, и жизнь…
— Погодь маленько, — Иван понизил голос до полушёпота. Надоть ещё немного деньжат подкопить… Али золотишка. Потом можно и дело своё небольшое открыть, — задумчиво посмотрел в окно. — Хочу ямской двор открыть. Чтобы кони были да ямщики на меня работали.
— Так сколько ждать-то?
— Не знаю. Потерпи ещё, год-два. Не более. А там всё ясно будет, — пообещал Иван, а сам исподлобья глянул на жену. — А ты, пока время есть, давай дитя зачинай. Ребёнка хочу, парнишку. Чтоб такой же лиходей, как и я, был, на коне стоя мог скакать. Да на меня похож и лицом, и характером. Как то, получится?
— Не знаю, — неуверенно ответила Пелагия. — Всё от тебя зависит…
— Тако же, я стараюсь! Ночами радею. Сколько можно? Люди вон говорят, и одного раза хватает…
Слушает мужа женщина, а сама не слышит. О своём думает. Проворные руки вытащили из печи пышные, золотистые булочки. Тут же смазала их сливочным маслом, переложила в кедровую бадейку, накрыла чистым полотенцем.
— Есть сейчас будешь или их дождёмся? — спонтанно спросила у Ивана.
— Дык, придут, поди уж, скоро. Вместе и сядем. Время пока есть. Пойду коням овса задам да корове сена, — и топнул по полу только что подшитым валенком. — Может, в тот момент и соберёмся…
Пустил в избу морозный воздух, хлопнул дверью. Стихая, по снегу заскрипели валенки. Пелагия ещё несколько мгновений постояла у стола, потом вдруг побежала к себе в комнату, упала на кровать, в подушки и, едва не захлёбываясь, горько заплакала. Вот так уже, возможно, сотый или даже тысячный раз она предавала свои чувства молчаливой постели, которая никогда и никому не выдаст её тайны. День за днём, после того дня, когда она переступила порог этого дома. Шесть лет отлучения от родных мест, заточения, холода, насилия… Она даже не могла поделиться с кем-то своей болью, обидой, разочарованием. Уля ещё слишком молода, не поймёт. А Ченке нельзя доверять тайн, потому что в любом случае она будет требовать справедливости, что для обеих может окончиться плохо. А больше и рассказывать-то некому. Иван в лучшем случае рассердится, а того и гляди, будет бить. Про Агафона и говорить не стоит. Он просто сволочь. А те женщины, что приходят на прииск на заработки на лето, так они засмеют, как это было уже не раз.
Есть у Пелагии подруга, очень хорошая женщина. Та, которая в отрочестве заменяла ей мать, учила её читать, считать и писать. Научила поведению в обществе, привила любовь к книгам. Воспитала в ней романтическую натуру, милую девушку и просто хорошего, доброго человека. Да она и сейчас там живёт, в городе. Елена Николаевна Набокова. Жена Дмитрия Ивановича, хозяина этого прииска.
Своих родителей она не помнит, отец пропал в тайге, мать умерла рано. До пяти лет жила у бабушки, матери отца. Но затем, кода похоронили и ту, стала мыкаться, то у одной тётки поживет, то у другой. Никто не принимал её всерьёз, у всех своих детей хватало, почему отдали в работницы рано. Уже в восемь лет Пелагия мыла полы в доме золотопромышленника Забродского, а в двенадцать поварила на кухне.
С Еленой Николаевной познакомилась случайно, когда та пришла к своей подруге — жене Забродского — в гости. Хозяйка посетовала, что в доме слишком много прислуги и она не против отдать Пелагию Набоковым. Так девочка очутилась в купеческом доме. В то время у Елены Николаевны уже было двое детей, две маленькие девочки, так что молодая нянька пришлась как никогда кстати.
Находясь на взлёте своих коммерческих дел, Дмитрий Иванович был в постоянном отъезде: в тайге, на прииске или губернском городе. Детьми занималась Елена Николаевна. Она окончила женскую гимназию и старалась воспитывать дочерей, чтобы могли жить в крупных городах.
Пелагия научилась грамоте через три года. К своим семнадцати годам даже знала около сотни французских слов. Всегда приветливая, добрая и отзывчивая Елена Николаевна говорила, что её дальнейшая судьба предсказана, что очень скоро её отдадут на учёбу, откуда она выйдет с дипломом сельского учителя. И это было прекрасно.
Но пришли чёрные дни. Дмитрий Иванович в один из майских дней, когда дома никого не было — в воскресенье все ушли в церковь, — склонил её к близости. Она сама не поняла, как это произошло. Может, была слишком доверчива к мужу своей подруги. Спохватилась, хотела вырваться, да где там. Плакала, причитала, да что толку, снимать женские одежды Дмитрий Иванович умел. А когда прижал телом, не осталось надежды на спасение.
Так было несколько раз. Он старался остаться наедине, ловил её, рвал одежды, владел, терзал молодое тело, обещая при этом, что всё будет хорошо. Не в силах противостоять, Пелагия безропотно повиновалась ему и только молила Бога, чтобы не узнала Елена Николаевна и всё закончилось хорошо.
Нет, не закончилось, а только началось. Через два месяца она почувствовала в себе новую жизнь. Испугавшись, рассказала Дмитрию. Он заметался, выискивая выход из положения. Заставлял идти к повитухе, вытравить плод. Пелагия наотрез отказалась. Тогда он сделал ещё проще, отправил её сюда, в тайгу, на прииск. Тайно от всех. В один из тех дней, когда Елены Николаевны и детей не было дома. Проводником был Иван.
Она помнит тот тяжёлый переход на прииск. Середина сентября, холодные ночи, тяжёлая дорога, тайга, бесконечные перевалы, ночёвки у костра. Туманный перевал Ахтын, снег по колено, десятиградусный мороз. А она в лёгком летнем платьице, кофточке, в невысоких дамских сапожках, простоволосая. Перемёрзла, простудилась на ветру, глубокой ночью потеряла ребёнка. Сюда, на этот прииск, её едва живую, с воспалением лёгких притащил Иван. Долго выхаживал, лечил мёдом, натирал медвежьим жиром, поил настоями трав таежного пырея, кашкарой, каменным зверобоем. В этом ему помогали добрые, милые эвенки Загбой, Ченка. Для Пелагии они навсегда останутся лучшими друзьями.
